быстро полетел над лесом. Мефодию показалось, что полет у Варсуса стал картонным, утратил ту дразнящую, чуть даже небрежную легкость, которая прежде отличала его от других стражей света. Сейчас Варсус просто летел. И это, собственно, все, что можно было сказать.
Когда пастушок скрылся, Мефодий еще некоторое время потоптался на опустевшей поляне. Что-то мешало ему уйти. Он подобрал оружие темных стражей, затем присел на корточки и поднял с земли опустошенный Варсусом дарх Аспурка. Он знал, что эйдосов там нет, но все равно встряхнул его над своей левой ладонью. Из дарха ничего не выпало, но Мефодий зачем-то встряхнул его еще раз. Постучал по ладони, пытаясь разобраться, что именно его беспокоит. Потом понял. На мертвом дархе было какое-то вздутие, как если бы некогда дарх проглотил слишком крупную добычу, навеки застрявшую у него внутри.
Когда и после ударов о ладонь из дарха ничего не выпало, Буслаев пустил в ход кинжал, безжалостно сокрушив ставшие хрупкими стенки сосульки. Что-то хрустнуло, и на ладонь ему выпал окаменевший шарик. Эйдосом он совершенно точно не был. Таких крупных эйдосов не существует. Но почему он в дархе? Как дарх смог проглотить его, хотя, конечно, при жизни эта тартарианская пиявка изгибалась и растягивалась как угодно. Чем дольше Мефодий рассматривал этот твердый, с непонятными розовыми прожилками шарик, тем отчетливее понимал, что это…
– Глаз! – воскликнул он. – Глаз дракона!
Мефодий высоко поднял ладонь. Ему приходилось слышать, что глаза драконов навеки сохраняют то, что видели последним в жизни. Изображение становится частью зрачка, и удалить его нельзя никак и ничем. Интересно, правда это или легенда?
Туча раздвинулась ровно настолько, чтобы пропустить один-единственный лунный луч. Буслаев заглянул в зрачок, и внезапно ноги у него стали ватными. Он покачнулся и, чтобы не упасть, присел на корточки, опираясь о землю кончиками пальцев. В зрачке дракона навеки был отпечатан Арей, опиравшийся на гарду своего двуручника. Рядом с Ареем стояла неизвестная худенькая девушка.
– Варвара? – попытался угадать Мефодий и сам себе ответил: – Нет, не Варвара. Но чем-то похожа…
Глава десятая. Девчушка под мостом
Вы никогда не задумывались, что книги существуют отдельно от писателей? Имеют свою особую, никак не соединенную с ними судьбу? Ну как яблоко, когда отделится от яблони, уже никак с ней не связано. Живет отдельной независимой жизнью, и яблоня смотрит на него даже с некоторым недоумением: неужели это яблоко – мое?
Еще не дойдя по реки, Арей увидел горы. Они высились вдали, синеватые, с плоскими, съеденными временем вершинами. За первым близким рядом гор угадывался еще второй, дальний, молодой. Здесь почти у всех гор были острые пики. Горы вздымались в полном хаосе. Казалось, под землей некогда ворочался кто-то могучий и снаружи все взрывалось и бурлило. У одной горы была начисто оторвана вершина, и из оторванной вершины курился дымок. Он сливался с тучами, и оттого казалось, что все тучи в мире ведут свое происхождение от этого дымка.
– Ага, вот и вулкан, – пробормотал Арей. – И наверняка еще несколько есть. Значит, титаны сейчас там.
– Точно! Куда ж они, болезные, денутся! – произнес кто-то рядом.
Арей резко повернулся, забросив руку за плечо, на рукоять меча. Маленькая старушка хихикнула. Она сидела на поваленном дереве и качала сухонькой ножкой.
– Не появляйся так внезапно! Никогда к этому не привыкну, – попросил Арей.
– Что, не ждал? Очень воинственно ты за железку-то схватился! Да только, голубок ты мой, я б тебя три раза уже чикнула, коли б захотела.
Барон мрака разжал пальцы, позволив извлеченному до половины мечу под собственной тяжестью скользнуть в ножны.
– Разнарядки у тебя нет! – буркнул Арей.
Аидушка передернула плечиками.
– Что правда, то правда. Да ить я и ошибиться могу! На всякую старуху бывает проруха, – сказала она.
– Ошибись на Лигуле. На нем и так природа ошиблась, – посоветовал мечник, садясь рядом с Аидушкой.
Мамзелькина опять хихикнула:
– Напрасно ты так. Лигул в молодости был очень хорош собой.
– Восхищайся одна. Я не целевая аудитория, – заметил Арей.
Плаховна достала тыковку.
– По глоточку медовушки? – предложила она.
Арей отхлебнул и понял, что это вовсе не медовуха. И даже не то, что они пили в прошлый раз. Крепость была просто
