розовой – просто не узнать. Я вымыла и волосы так, что они скрипели в руках.
Внезапно распахнулась дверь, и я испуганно нырнула в ванну, чтобы меня не увидели, и ударилась головой. Но девушка на этот раз входить не стала, просто бросила два полотенца и связку чистой одежды и тут же закрыла дверь.
– Ты не мог бы передать мне полотенце? – Я издала сдержанный смешок, глядя, как Кип подошел бочком к белью, затем, так же бочком, назад и, не поворачиваясь, бросил мне полотенце.
– Ой, ради Бога. От тебя-то мне незачем прятаться, – усмехнулась я, выйдя из ванны и завернувшись в полотенце. – Ты же знаешь, что у меня две руки, а остальное вряд ли станет для тебя большим сюрпризом.
– Прости, – пробормотал он смущенно, но так ни разу и не повернулся, пока я копалась в чистой одежде, что принесла нам девушка.
Я натянула рубашку и брюки, затем он помог снова привязать руку к животу старой сорочкой, а толстый свитер, надетый сверху, надежно спрятал нашу уловку.
Кип взял второе полотенце и посмотрел в ванну.
– Прости, там так отвратительно, – смутилась я. – Но, по крайней мере, вода сейчас гораздо теплее.
Хоть я и поддразнивала его, сама тоже отвернулась и сидела к нему спиной, пока он раздевался и мылся. Но меня удивляло, какими интимными казались звуки: каждый всплеск, каждое прикосновение локтя, плеча, лопаток о стенки ванны, затем – шорох полотенца, вытирающего кожу, и надеваемой одежды.
Мы как раз обулись, когда без стука вошла женщина с трубкой. Она оглядела нас с ног до головы.
– Так-то лучше. Теперь ступайте на кухню. Грязную одежду оставьте там. Мы постираем. Лучше избавиться от конского волоса, пока кто-нибудь не начал задавать лишних вопросов.
Мы с Кипом переглянулись и, выйдя из комнаты, последовали за ней по длинному коридору на кухню, откуда доносился звон посуды.
Над огнем висели два больших дымящихся котла. Еще несколько горшков поменьше стояли, закипая, на металлической решетке над другим огнем. Девушка в красном платке проворно шинковала морковь, стуча ножом по разделочной доске. Осмотрев нас довольно-таки беззастенчиво, она изрекла:
– Да уж, похоже, вы оба еще те работнички. Вдвоем, может, за одного сойдете. Но сперва поешьте, а то и вовсе ни на что не сгодитесь. Если еще помните, что такое еда.
Казалось, она воспринимала наш истощенный вид как личное оскорбление. Продолжая говорить, она схватила тряпку, подняла крышку одного из больших котлов, наложила в две чашки тушеных овощей и воткнула в каждую по ложке.
– Как всё съедите, – сказала она, протягивая нам чашки, – намоете вон той картошки. Хотя там нет ни одной картофелины такой же грязной, какими были вы, когда только вошли сюда.
Она оставила нас одних. Сидя на низкой скамейке у стены, мы быстро – насколько могли – поглощали горячее кушанье. Желудок, отвыкший от пищи, тотчас отозвался резью, но я не обращала внимания на боль и доела всё до последнего кусочка, а затем и чашку вылизала. Кип сделал то же самое.
Молодая женщина взяла наши чашки. Под красным платком из самой середины лба на нас смотрел единственный глаз. Девушка была смуглой и выглядела полнее женщины с трубкой. Она сказала, что её зовут Ниной. Кип тоже представился, а я назвалась Алисой. Причем это имя совсем не казалось мне чуждым, я даже подумала, что так вполне могло быть. В первые пару месяцев в поселении меня все называли племянницей Алисы, а мой дом так и остался для них Алисиным.
Нина показала нам картошку, два приваленных к стене мешка в половину моего роста каждый. Стоя на коленях над ведром воды, без левой руки я работала с удручающей неуклюжестью. У меня не получалось скрести картошку одной рукой, поэтому мы с Кипом разделили работу: я держала каждую картофелину, поворачивая как нужно, пока Кип скреб ее маленькой щеткой и затем промывал в ведре. Мы работали без остановки, и гора чистого белого картофеля становилась всё выше. Плотная еда и жар от огня разморили, и мне захотелось спать, но я получала удовольствие от того, что работа оказалась несложной и трудились мы вместе с Кипом, точно половинки одного целого.
Нина молча занималась своим делом, не приставая к нам с вопросами, которых мы страшились. Кухонный шум сглаживал чувство неловкости, какое обычно нагнетает принужденное молчание.
Первым подал голос Кип, спросив, что это за место. Нина взметнула бровь.
– А вы не знаете?
Мы покачали головами.
– Вы же не думали, что вся эта еда для меня и хозяйки? – засмеялась она.
