Ривален ушёл, и Тамлин расхаживал по коридорам и залам дворца. Его разум и тело горели от предвкушения трансформации.
Ноги понесли его наверх, пока он не оказался на самом высоком балконе северо-западной башни. В эти дни он часто уходил на балкон, когда хотел остаться один, наедине со своими мыслями, и сбежать от бремени правителя.
Бодрящий ветер приносил с собой запах рыбы из гавани и трепал флажки на башне над Тамлином. С высоты ему открывался вид на панораму города, на Селгонтский залив, на парящую громаду Саккорса. С такого расстояния Селгонт и гавань казались неподвижными, тихими, как картина, сквозь призму отдалённости терялась вся суета.
Перед ним простирался лес охотничьих угодий хулорна, ограждённое стенами скопление зелени, на смену которому дальше приходили шпили, купола и башни Храмовой улицы. Она была тихой, практически вымершей. В милиловой Башне Песни не звенели колокола, отмечая часы, не танцевало пламя в жаровнях в галереях обители Сьюн Огненновласой. На шпилях Дворца Священных Праздников не колыхались знамёна. Двери храмов по всей улице были заперты, их жрецы и жрицы находились под арестом или сбежали. Окна были тёмными, скамьи пустовали. Лишь двери храма Шар были распахнуты, лишь там горели сиюящие сферы, и жрица Шадовар Вэрианс Маттик руководила вознесением молитв госпоже. Тамлин представил, что может слышать доносящиеся оттуда слова Тринадцати истин. Он прикоснулся к своему священному символу и прошептал их на ветер.
Его взгляд миновал путаницу извивающихся улиц и широких бульваров Селгонта, скопления деревянных и крытых черепицей крыш, башенки особняков Старого Чонселя, миновал Хиберские врата и обратился к Саккорсу, парящему на высоте трёх выстрелов из лука, на поверхности перевёрнутой, срезанной горной вершины. Его укутывали тени. Саккорс был похож на грозовую тучу, похож на Бурю Теней, как её представлял себе Тамлин. Даже послеполуденное солнце не могло развеять этот состоявший из мрака туман. Время от времени ветер уносил прочь клочок теней и обнажал черепичную крышу, элегантную башенку, устремлённый к небу шпиль, но полный облик Саккорса по-прежнему оставался тайной, загадкой. В город возвращался патруль всадников на везерабах. Вскоре Саккорс должен был отправиться на северо-запад по велению Ривалена.
И когда анклав отправится в путь, он заберёт с собой жрецов и жриц других селгонтских религий, которых в настоящее время удерживали в парящем городе. Тамлин подозревал, что их комнаты там нельзя назвать роскошными, и это подозрение грело ему душу. Он считал их всех предателями, но пока не мог заставить себя отдать приказ казнить жрецов. Некоторые из них возглавляли свои храмы ещё с тех пор, как Тамлин пешком под стол ходил.
Вместо этого он собирался позволить мысли о жрецах уплыть в дальний уголок своего разума, позволить беспокойству об их судьбе ускользнуть в глубины общественной совести. Когда про жрецов все забудут, он сделает то, что нужно было сделать. Ривален сказал ему, что это необходимо. Может быть, Тамлину удастся убедить принца, что он достоин стать шейдом, когда он прикажет казнить жрецов. Нужно будет составить соответствующий указ.
А в Селгонте тем временем будет разрешена только вера Шар. И скоро вера Шар займёт главенствующее место во всей Сембии. Госпожа потерь поглощала враждебные религии, как Буря Теней — Сембию, топила их в своём мраке.
На севере, со стороны Бури Теней, раздался далёкий рокот грома. Мечты Тамлина о власти зависели от того, сумеет ли Ривален остановить её. Он посмотрел в сторону Ордулина, воображая, что видит приближающийся край Бури.
— Прощай, Мирабета.
Он надеялся, что её смерть была мучительной. Мирабета это заслужила.
Эти мысли на миг удивили его, но лишь на миг. Тамлин осознал, что обращение к религии позволило ему свободно думать о вещах, о которых раньше он и слышать бы не захотел, по крайней мере не признал бы этого. Это осознание порадовало Тамлина. Ривален и Шар освободили его из оков прошлого, оков устаревшей морали. Прежний Тамлин погиб в тот миг, когда вонзил ритуальный кинжал в Виса Талендара. Труп прежнего себя новый Тамлин похоронил в глубинах своей веры.
Его пронзил порыв, желание символически выразить свою смерть и перерождение.
Уменьшительное от имени его отца погибло вместе со старым Тамлином. В конце концов, он не был меньше отца. Он был большим, чем отец мог когда-либо надеяться стать. Он был не Тамлином, не Двойкой, но Тамалоном II, и с этого момента будет так. Возможно, он прикажет отчеканить специальную монету к этому событию. Он решил, что Ривален оценит жест.
Когда солнце село, окрасив небо цветом кровавого багрянца, Саккорс пришёл в движение. От вида монументального сооружения величиной с Селгонт, плывушего по воздуху, у Тамлина вырвался восславляющий Шар возглас. Ривален отправил анклав на север, к Саэрбу, и собирался поймать беженцев в ловушку между войсками Шадовар и надвигающейся Бурей Теней. Таким образом он надеялся заставить господина Кейла помочь в уничтожении Кессона Рела.
Ривален, похоже, не был уверен, что господин Кейл поддастся на это, но Тамалон знал, что поддастся. Господин Кейл по- прежнему придерживался той же морали, что и сам Тамалон в прошлом, что и отец когда-то. Теперь Тамлон стал умнее. Беженцы
