Вирконделет в компании нескольких самозваных телохранителей. Они как раз собирались использовать вместо тарана скамейку.
– Господи, что вы творите?
– Кинцер услышал голоса, и мы подумали, что с вами стряслась беда.
– Я что, звал на помощь?
– Нет, мой господин, но…
– Уходите, и чтобы впредь такого не было.
Столпившиеся позади Вирконделета солдаты пытались заглянуть через его плечо в комнату к Хекту. Вид у них при этом был совсем не такой глупый, как следовало бы.
Хект запер дверь.
– Волнуются за тебя.
– Больше за себя, чем за меня. Они так неотступно за мной следят, потому что думают, будто я воскрес из мертвых.
– Так и было. Но Ночь тобою не овладела. Мы ее удержали.
– Я умер? Умер?!
– Я думала, ты все понял.
– Я… нет. Я думал…
– Только не глупи из-за этого. Ты не изменился. Случалось, что люди пребывали там гораздо дольше и возвращались нетронутыми. Будешь здесь завтра вечером?
– Вероятно, буду. Людей не хватит, чтобы продвинуться дальше. Хотя нежданная дипломатическая победа может все изменить.
– Тогда увидимся завтра.
Нежданная дипломатическая победа действительно была одержана. По дорогам Фиральдии туда-сюда сновали гонцы – патриаршие и имперские. Последние принесли добрые вести: ближайшие признававшие императрицу города подтвердили свои клятвы. Несколько располагавшихся поблизости патриарших вассалов обещали сохранять нейтралитет.
– Пустые слова, – заметил Титус Консент. – Улыбнись Безмятежному удача – мигом кинутся на нас.
– Разумеется. Так устроена фиральдийская политика, они никогда не изменятся.
– Если только какой-нибудь сильный правитель не положит этому конец.
– Сильный и притом долгожитель. У Йоханнеса вполне могло бы получиться, не погибни он в Аль-Хазене.
– В таком случае, – пожал плечами Консент, – мы бы сейчас сражались на другой стороне.
– Несомненно.
– Думаю, отпрыскам Йоханнеса хватило бы запала. Если бы им это было интересно.
– В каком смысле?
– И Катрин, и Элспет способны принимать непростые решения, а их подданные, похоже, привыкли к женщине на троне. Но императрице не хватает целеустремленности.
– Хм?
– Командир, она слишком непостоянна. Вполне могу представить себе такую картину: вот мы уже стучимся в ворота Брота – и вдруг Катрин отвлекается на какое-нибудь пустяковое дело в иных краях.
– Она не станет отвлекаться, пока не припрет Безмятежного к стенке и не заставит его ответить, почему ее любимый королек откинул копыта.
– Да вы, я смотрю, наслаждаетесь вовсю.
– Что такое, Титус?
– С тех пор как императрица изменила отношение к Безмятежному и церкви, вы тоже изменились. Вам это в радость, хотя нам, возможно, предстоит схлестнуться с друзьями, с которыми мы раньше воевали плечом к плечу.
– Титус, надеюсь, до этого не дойдет и мы сумеем выполнить волю Катрин до того, как Пинкус выберется из Коннека.
Из Коннека доходили слухи, будто бы у главнокомандующего серьезные затруднения. У Безмятежного в восточном Коннеке почти не было друзей. Граф Реймон Гарит с супругой наконец пожинали плоды своих усилий.
Хекту казалось, что Безмятежный, узнав, что ему грозит, раскиснет и расплачется, как испуганная девчонка. Таким уж сделало его прошлое.
В плену в Племенце он почти не пострадал, разве что потерял время, но вот мучения, пережитые в Коннеке, оставили несмываемый след в его душе. Никогда больше не отдаст Бронт Донето себя на милость другого человека.
