— Дурная моя голова, — опомнилась подруга и виновато посмотрела на меня, — прости, я не смогла удержаться. Ты только посмотри на эту процессию! — она рукой указала вдаль, за горизонт.
Я подошла к перилам и посмотрела в сад. Там стройным гуськом к запряженным каретам плелись служанки валиде. Несколько евнухов устанавливали на запятки закрытые сундуки.
Сама мать падишаха, высокомерно задрав подбородок, смотрела на происходящее отстраненно и безразлично. Она стояла немного в стороне от всей этой дорожной сутолоки в компании хазнедар и Дэрьи Хатун, не слушая их толкотню и устремив свой взгляд куда-то вдаль.
— Куда это она намылилась? — тихо спросила Лерка.
— Не знаю. Скорее всего, бежит из дворца на время расследования Первиз-бея. И заодно своих служанок спасает. Ведь одна из них притащила мне того паука.
За моей спиной закашлял евнух, и я обернулась.
— Госпожа, где накрыть вам обед? В комнате или на балконе?
— Здесь, ага. Я же говорила. Ничего у вас в голове не держится.
Мы плюхнулись на высокие атласные подушки возле низкого золоченого стола и, потирая ладоши, жадными взглядами принялись встречать каждое новое блюдо.
Едва начав трапезу и отправив в рот по первой ложке плова, мы вновь были потревожены.
Смущенный евнух, увидев мое недовольное лицо, густо покраснел, склонил голову и извиняющимся тоном заговорил:
— Госпожа, к вам Эфсуншах-ханум пожаловала.
Я удивленно улыбнулась, переглянулась с подругой и велела немедленно проводить ее на балкон.
— Приятного дня, Рамаль Хатун, — теплым, ласковым, как волна, голосом поприветствовала меня сестра повелителя.
— Госпожа, ваш визит — честь для меня. Присоединяйтесь к нашей трапезе. Отведайте плов — он восхитителен!
— Благодарю вас, — ответила девушка и плавно опустилась рядом со мной на подушку.
— Ваша матушка куда-то уезжает? — не сдержалась я.
— Ей нездоровится. Она хочет немного отдохнуть за городом. Там чистый воздух и очень тихо.
— Даст Бог — она поправится.
— Иншааллах.
В воздухе повисло напряженное молчание. Эта девушка явно хотела что-то сказать мне, но никак не решалась. То ли из-за своей природной скромности, то ли из-за присутствия Лерки. Ее нежные бархатные щеки рдели от легкого румянца, зрачки влажных глаз бегали туда-сюда, а сама она, не переставая, теребила свои тонкие пальцы.
— Госпожа, — я накрыла ее ладонь рукой, заставив посмотреть мне в глаза, — вы можете мне полностью доверять. Я на вашей стороне. Я всегда на стороне любви.
Девушка вспыхнула, как свечка. Казалось, она вот-вот потребует облить себя водой, чтобы остудить пылающие щеки.
— Значит, вы были там, — она взглядом указала в сад, — вы все знаете? Не губите меня, прошу вас. Все решено. Это невозможно. Нельзя ослушаться повелителя, — затараторила она, схватив тонкую вышитую салфетку и принявшись мять ее в руках.
— Вы совершенно правы. Ослушаться повелителя — значит навлечь на себя его праведный гнев. Но ведь повелитель может переменить свое решение.
— Но как? — с жаром спросила она, смахивая маленькую слезинку.
— Предоставьте это мне, — я улыбнулась, — ваше счастье для меня очень важно. Я постараюсь вам помочь.
Она с беспокойной благодарностью посмотрела мне в глаза, не смея высказать вслух всего того, что было у нее на сердце. И лишь на уровне мыслей, на уровне какого-то особенного, женского взаимопонимания я увидела, что мои слова вселили в нее надежду.
Из-за угла вынырнул все тот же евнух, на которого переместилось наше внимание. Эфсуншах была ему рада, судя по тому, с каким живым интересом она посмотрела на его сухощавую фигуру. Очевидно было, что чрезмерно разоткровенничавшись с наложницей, она теперь хотела переменить тему.
— Что случилось, ага? — мягко спросила она.
— Первиз-бей просит госпожу и вас выйти в коридор. У него для вас есть кое-что особенное, что он хотел бы вам показать.
Мы втроем переглянулись, но все-таки встали и последовали за евнухом. За мной, словно тень, вился сказочный аромат плова