сердца.
Такие чаи она часто давала супружеским парам, которые то и дело ссорились.
Куни с благодарностью принял чашку. Этот визит уже не доставлял ему удовольствия: они с Джиа вели себя как гости, оказавшиеся в чужом доме.
Самым безопасным оказалось сосредоточиться на детях, якорях для двух воздушных змеев, которых ветры гнали в разных направлениях.
– Вы с Джиа переживаете тяжелые времена, – заметила Сото, наблюдая, как Куни приводит в порядок лабораторию жены.
Керамические кувшины и стеклянные сосуды с лекарственными травами и настойками заполняли все полки, и в помещении почти не осталось свободного места. Он повесил новые полки и установил лесенки, чтобы Джиа было легче добираться до верхних полок, а также сделал у двери воротца, чтобы дети не могли забраться сюда без разрешения.
– Мы слишком долго жили порознь.
Куни доставляло удовольствие беседовать с Сото, хоть они и были едва знакомы. Дети любили серьезную, но добрую домоправительницу, и она справлялась с домашним хозяйством так же четко, как Кого управлял Дасу. Сото не пресмыкалась перед ним, как другие слуги, которых пугал его титул и слухи, которыми обросли отношения, связывавшие Куни с гегемоном. Более того, домоправительница обращалась с ним как с равным, а иногда даже выказывала неудовольствие и нетерпение, в особенности если он неумело обращался с детьми. В ее присутствии Куни вновь становился прежним – беспечным и свободным.
– Вы оба привыкли воспринимать друг друга как некий символ, а не как живого человека, – продолжила Сото. – Идеалы – вещь опасная: ни один из нас не бывает столь безупречен, как хотелось бы окружающим.
– Да, ты права, – со вздохом согласился Куни.
– Но я всегда считала, что недостатки друг друга следует принимать как неизбежность и не давать им мешать счастью. Доверие становится глубже, если признает существование сомнений.
Куни посмотрел на нее и наконец решился признать очевидное:
– Я не слепой: о том, что произошло, догадался сразу. Джиа всегда нравилась Ото, но я давно решил доверять им, а не вести себя точно ревнивый муж из балаганных представлений. Возможно, это было глупо…
– Вовсе нет. Вы вели себя достойно: не бушевали и не выказывали недоверия – поскольку прекрасно знали, что всегда занимали в сердце Джиа главное место.
Куни кивнул:
– Да, я вел себя не так, как можно было ожидать… Дело в том, что вдали от семьи тоже совершал поступки, которыми не могу гордиться.
– Редко встретишь мужчину, способного судить себя так же строго, как свою жену, – заметила Сото. – Я рада видеть, что не ошиблась в вас. Мудрецы и классики ано утверждают, что доверие для мужа и доверие для жены не одно и то же, но вы явно не из тех, кто готов принять чужую мудрость.
Куни рассмеялся.
– Я всегда считал, что глупо верить во что-то только потому, что оно давным-давно кем-то написано. Мата из тех, кто считает прошлое идеальным, а я полагаю, что нам следует сделать идеальным настоящее ради будущего. Я уверен, что Джиа поступила так из-за того, что не могла иначе, и не стану вести себя как лицемер.
– Великие мужчины и женщины не ограничивают формы любви, – заметила Сото. – И вы, и Джиа состояли в других любовных отношениях, но каждый из вас по-прежнему ценит своего супруга гораздо выше кого бы то ни было.
– И наши отношения никогда не будут простыми и безоблачными?
– Тогда они бы не доставляли вам удовольствия.
– Вы сердитесь на мужа.
Сото и Джиа устроились в прохладе столовой вышивать, пока Куни играл с детьми во дворе. Куни находил созревшие одуванчики и вместе с сынишкой дул на них. Рата-тика, слишком маленькая, чтобы участвовать в игре, сидела на шее у отца и в восторге вскрикивала, когда в воздух взлетало очередное белое облачко.
– Да, мне не нравится, что для него королевский титул важнее, чем статус отца семейства, – призналась Джиа.
– А вы уверены, что для вас статус жены важнее всего остального? Я слышала, как открывалось и закрывалась по ночам дверь вашей спальни.
На мгновение Джиа замерла, потом, гневно взглянув на Сото, отрезала:
