отомстить. Рыцари шли впереди, остальные сзади, выбирая самые малолюдные места, чтобы избежать слежки. Фулкром был убежден, что чем больше пройдет времени, тем сильнее скандал, раздутый поддельным «Народным обозревателем», будет влиять на умы людей. Пленника Вулдон засунул в большой холщовый мешок и теперь нес его через плечо, не слишком аккуратно обходя всякие углы и прочие препятствия.
В каменном дворе на третьем уровне творилось какое-то религиозное действо: жрец Джорсалира благословлял именем Бора толпу, запрудившую промежуток между двумя высокими домами у церкви.
– Эй, стойте! – крикнул из задних рядов кто-то и шагнул к ним, загораживая дорогу. Это было мужчина чуть старше тридцати лет, в толстой кожаной тунике, высоких сапогах и сером плаще. – Вы, часом, не Рыцари?
Фулкром поднял свой инквизиторский медальон, сверкнувший в свете факелов.
– Селе Уртики, гражданин. Сожалею, но мы спешим.
– Точно, они. Я узнал этого, с кошачьей мордой. – И человек показал на Тейна.
От толпы отделились еще люди, приблизились, обступили их. Фулкром повернулся к Ферору и шепнул:
– Ты знаешь дорогу. Бери своих и уходи.
– А как же остальные – культисты? – спросил Ферор. – Разве они не убьют меня за предательство?
– Я рассказал им, что случилось, и объяснил, что ты не виноват. Уповай на лучшие качества в человеческой природе.
– Но…
– Уходи! – бросил Фулкром, и культист торопливо повел свое семейство прочь.
Обернувшись, Фулкром увидел, что теперь уже вся толпа от церкви перекочевала к ним и они окружены со всех сторон. Тейн попятился, но Вулдон стоял, как стоял. Оскорбления сыпались на них со всех сторон. Кто-то размахивал копией «Обозревателя», желая знать, почему от людей скрывали правду.
Одна молодая женщина, кутаясь в шаль, спросила Тейна:
– Неужели это правда?
«А то нет, дура ты эдакая!» – подумал Фулкром.
– Да.
– Тейн, ты не обязан отвечать.
– Ты даже не представляешь, как я устал с этим жить. Лучше уж так, в открытую.
«А ты не знаешь людей. Им не нужна правда, они слышат лишь то, что хотят услышать».
В толпе было человек тридцать или сорок, они окружали троих. Они набросились на Тейна: и обманщик-де он, и его родители вели грязный бизнес, и не имеет он права быть среди них. Тейн пытался оправдаться, объяснить – бесполезно, ему было не перекричать этот хор возмущенных голосов.
Вулдона, который так и стоял с мешком за плечами, они проклинали, на него плевали, называли его детоубийцей, кричали, что такая работа не для него и пусть он лучше сматывается.
Фулкром смотрел на человека-гору – тот стоял безмолвно, недвижно, зафиксировав взгляд в точке над головами толпы, не реагируя на потоки брани. По крайней мере, так казалось Фулкрому.
Вдруг Вулдон закричал – открыл рот и издал протяжный низкий звук, от которого все на мгновение оглохли. Люди стояли и смотрели на него, разинув рты, а он бросился в толпу и проложил себе путь, разбрасывая их, точно кегли; кое-кто упал, одна женщина вскрикнула, ударившись головой о камень.
«О черт!» Фулкром ринулся в проем, оставленный Вулдоном, увлекая Тейна за собой. По пути он извинялся перед жителями направо и налево, оглаживая ладонью воздух, держа голову низко.
В одном районе, где шла большая стройка, они нашли местечко потише. Забрались под виадук в тени строительных лесов. По мосту над их головами прогремела колесами повозка, процокала копытами лошадь. Вдали маячили городские огни.
Вулдон бросил мешок с пленником на землю; тот заворочался, заныл, просясь наружу. Вулдон пинал его до тех пор, пока он не затих.
– Что теперь, следователь? – спросил он.
– Ты успокоился? – ответил ему Фулкром.
Вулдон ходил вдоль стройки, на каждом шагу втаптывая ногами гравий в землю.
– Достали они меня.
– Нельзя вымещать свое плохое настроение на людях. Все мы просто большие дети, особенно когда нас много, и многие действуют не думая, поддаваясь эмоциям толпы.
