– Ты вроде недолюбливаешь шутки насчёт смерти?
– Только когда они касаются меня.
Лютополк вздохнул. А окончательно освоившийся шас дружески потрепал здоровяка по плечу:
– Всё в порядке, дружище, таинственная книга исчезнувшей масонской ложи намекает на очень хороший доход. И если для этого нужно проследить за ведьмой и стать невидимым – мы станем. Ведь так?
– Да, – вздохнул люд. – Так.
«Да что вы знаете о невидимости?»
На этот раз сидящий за соседним столиком мужчина не сдержался – хмыкнул. Но очень тихо, для себя хмыкнул и тут же подавил звук, умело превратив его в лёгкое покашливание, на которое никто не обратит внимания.
И не обратили.
И на самого мужчину – тоже.
Его видели только тогда, когда он сам хотел, чтобы его заметили. Но даже в этом случае его мгновенно забывали.
«Здесь кто-то только что стоял? Не могу вспомнить…»
А самое интересное заключалось в том, что магии мужчина использовал мизерное количество, лишь несколько тщательно замаскированных заклинаний, которые разработал сам. А как правило, и вовсе обходился выработанными за годы тренировок правилами поведения.
Он никогда не прятался, не скрывался.
Но он мог стоять посреди шумной площади, и его никто – абсолютно никто – не видел.
Он был высочайшим профессионалом.
И его услуги стоили очень дорого.
Звонить бывшей Климов не стал – незачем. С работы она уволилась, а значит, сидит дома, в прекрасной квартире, и наверняка думает, как бы её прикарманить…
«Стерва!»
Спокойствие во время разговора с матерью Игнат сохранял лишь для того, чтобы не нервировать старушку, зато, спускаясь по лестнице, дал волю гневу.
«Тварь! Жадная мерзавка! Дрянь!»
Настя не вызывала у него ничего, кроме ненависти и отвращения, и она должна была заплатить за свою подлость.
Ребята ждали у машины. Ярцев развалился на пассажирском сиденье, свесив наружу ноги в массивных кроссовках, и курил, пуская дым вверх. Кирсанов прислонился к закрытой задней дверце машины и, склонив блестящую от пота лысую голову, играл на телефоне. Заметив выходящего из подъезда Игната, Ярцев шустро переместился на водительское место, а Кирсанов, не отрываясь от игры, придержал для шефа дверцу.
– Давай, Толик, опять в Доброе, – приказал Игнат. Ярцев пожал плечами и, дав напарнику Гоше секунду на то, чтобы плюхнуться на заднее сиденье, надавил на акселератор.
На этот раз поднялись вместе. Климов надавил на кнопку звонка, уверенный, что добром не откроют, но за дверью раздались шаркающие шаги и на пороге появилась Марина.
– Что? С Екатериной Фёдоровной что-то случилось? Ведь я только десять минут назад с вами разговаривала…
– Ты, Марина Яковлевна, лучше помолчи, – ровным голосом посоветовал Игнат. – Всё с ней хорошо. Я уж думал, ты едешь, а ты вон, марафет наводишь.
– Делаю, что велено…
– Напомни, Марина, я тебя для матери нанимал или для Насти?
– Меня… Екатерина Фёдоровна попросила… – пролепетала Марина, пятясь в сторону кухни. Игнат заметил на столе пироги и фрукты, на окнах – занавески, которые давно не радовали эту квартиру.
– То-то я смотрю, расстаралась. Еды накупила. Шторы развесила. Всё мать просила? И как? Каково воровке прислуживать? Что- то я засомневался в твоих, Марина Яковлевна, моральных качествах. Может, выгнать мне тебя к едреням, а для матери нанять нормальную сиделку, которая с ворьём якшаться не станет.
– Да какие воры? – всплеснула руками женщина. – Екатерина Фёдоровна деньги сама дала. А эта ещё отказывалась…
– Говорила, что книгу старинную продаст и разбогатеет? – подсказал Климов. Марина машинально кивнула, но тут же прикрыла полной ладонью рот и охнула.
– Книга где?
