Морозов меня на куски порвёт.
– Как только ты убьёшь щенка, сразу же окажешься в крепости, – ответил Григорий. – Ты пришёл сюда вместе с ним и уйдёшь, когда нить порвётся.
– Точно?
– Заодно и проверим.
Климов остановился и твёрдо посмотрел на старца:
– Мне нужны гарантии.
– У тебя что, есть какой-то выбор? – презрительно поинтересовался тот. – Если не хочешь работать – возвращайся в клетку.
– Кстати, зачем вам пленники?
– Крыс кормить.
Игнат тихо выругался, и дальнейший путь они проделали в молчании.
Не заметив, что в нескольких шагах за ними следует неясная тень…
– Ты не представляешь, внучка, какое блаженство пить из Источника, – медленно произнёс Морозов, глядя на исчезающую стену. – Вода в нём сладка, как сама жизнь…
– Дольче вита, – хрипло проронила Настя.
– Да, внучка, дольче…
А в следующий миг девушка увидела Источник.
Большую чашу, вырезанную из цельного чёрного камня. Простая, но поражающая совершенством линий, она стояла на грубом граните в центре подземной комнаты со сводчатыми потолками и… и вокруг не было ни намёка на бьющий из земли ключ, капающую с потолка воду, фонтан или ещё что-нибудь, так или иначе связанное с жидкостью. Чаша стояла посреди комнаты, и лишь приглядевшись, Настя увидела над ней небольшое чёрное облачко. Но ещё через секунду поняла, что это не просто облачко, нет: к нему, маленькому, тянулась вся тьма подземелья. Вся темнота, показавшаяся разумной. Вся смерть. И вся жизнь.
Облачко собирало силу подземного царства, и изредка, может быть, раз в час, а то и реже, раз в день, роняло в чёрную чашу крохотную каплю.
– Это и есть Источник Бессмертия?
– Ты разочарована?
– Чем? – не поняла девушка. – Мне всё равно, как ваш Источник выглядит, если он способен помочь Кириллу.
– Способен.
Старик поднёс ребёнка к чаше, прошептал несколько слов, видимо, заклинание, затем макнул в драгоценный нектар палец и провёл им по губам мальчика.
Настя вздрогнула и подалась вперёд. Показалось, или Кирилл действительно стал румянее?
– Не торопись, – прошептал Морозов.
Он снова принялся наговаривать, держа малыша совсем рядом с Источником, а закончив, вытащил откуда-то серебряную ложечку, зачерпнул ею воду и влил в приоткрытый рот мальчика.
Кирилл громко застонал.
– Что вы делаете?!
– Заткнись!!!
Старец рявкнул так, что девушка буквально приросла к полу, со слезами на глазах наблюдая за тем, как выгибается её сын на руках Морозова, как кричит, рыдая, но не просыпаясь, как судорога сводит маленькое тельце, словно все смерти мира накинулись на него…
Нет!
Не накинулись!
Они уходят!
И не они, а она – одна, проклятая, выпившая все соки и из Кирилла, и из неё, его мамы, паскудная, ненавистная смерть. Уходит на её глазах, отчаянно пытаясь зацепиться, но неспособная это сделать. Уходит, изгоняемая невиданной силой воды, которую таинственное облако выдавливает из страшной подземной тьмы.
Смерть уходит, и голос Кирилла, сперва тоненький, слабый, жалкий, неожиданно обрёл глубину и мощь. И мальчик уже не плачет, а кричит. И не от боли, а просто кричит.