Навстречу мне, по центру мостовой, на прекрасном скакуне соловой масти ехала босая женщина. В седле она сидела по-мужски, но чуть сутулясь, а ее широкие темные штаны, похожие на юбку, походили на крылья ворона. Плащ был сахарным, с кислыми лимонными вставками на рукавах и капюшоне, сейчас накинутом на голову. Лицо разглядеть не представлялось возможным – его скрывала плотная вуаль.
Создавалось впечатление, что прохожие ее просто не замечают. Что она из другого мира, призрак, плывущий по улице и не тревожащий эту действительность. Словно только я один вижу ее.
Но видели ее все, вот только у жителей Риерты есть уникальная способность не замечать некоторые вещи, особенно если те могут привести к неприятностям. Да что там говорить, даже жандарм внезапно стал смотреть в противоположную сторону.
Сейчас можно кричать «караул!», бить поварешкой в кастрюлю или, к примеру, рисовать на стене дукса в непристойном виде – никто и ухом не поведет.
Собственно говоря, я ждал встречи. Несмотря на все, что говорили Мосс и Сибилла. Слухи летают быстро и попадают в нужные уши.
Я знал, что кукла смотрит на меня, и едва заметно кивнул, показывая, что не идиот и понимаю, ради кого она здесь. Та развернула коня, предлагая мне следовать за ней.
Я так и сделал.
Довольно глупо было бы возражать. А уж тем более вступать с ней в конфронтацию. Следовало поставить точку в старом деле. К тому же если у Старухи были ко мне претензии, то я бы уже неделю как кормил пресноводных крабов.
Я шел рядом со стременем, чувствуя тяжелый, неприятный лошадиный запах, и меня тоже словно накрыли маскировочным плащом плакальщика. Итан Шелби на время просто «исчез» из поля зрения прохожих.
С улицы мы свернули в переулок, затем в проходной двор, в котором затихла игравшая в мяч детвора, а после двинулись чередой закрытых галерей, протянувшихся над мягко плещущейся водой. И вышли к узкому каналу, где нас ждала паровая лодка вкуса застарелой грязи. На ней скучали трое ребят в распахнутых полупальто, надетых на выцветшие тельняшки, и в мятых котелках.
Тот, что помладше, чуть суетясь, щелчком отправил недокуренную папиросу в канал, подобострастно сняв головной убор, и взял животное куклы под уздцы, дожидаясь, пока та спешится.
Когда она оказалась на земле, я увидел, что женщина не так уж и высока. Кукла встала на цыпочки, вуаль приблизилась к моему лицу так, что мне стоило труда не отшатнуться. Я услышал призрак тихого смешка, и вот она уже спешит к посудине, развернувшись на голых пятках.
Моя сопровождающая села рядом с выступающим из палубы, излучающим жар кожухом парового котла. Чуть склонила голову, давая неслышный приказ. Помощник, оставшийся на берегу, отвязал швартовы, толкнул ногой борт. Мы сразу же взяли курс и через квартал вплыли в туннель.
Когда город в последний раз перестраивали, лет восемьдесят назад, часть каналов спрятали под землю. Не скажу, что это было правильным решением. Тут вечно царил мрак, мерзко пахло застарелой сыростью, тиной и угольным дымом, который частенько висел под низким потолком из-за отвратительной вентиляции.
Единственным источником света во время пути служил носовой фонарь.
Ползли мы со скоростью улитки, то и дело с трудом расходясь с весельными лодками и тихоходными длинными баржами с такой осадкой, что любая волна должна была перепрыгнуть через их борт и отправить груженые неповоротливые колоды на дно. Самыми проворными здесь были узкие щукообразные одиннадцатиярдовые гондолы. Они, несмотря на единственное весло, носились прямо перед носами тяжелых лодок, благодаря мастерству гондольеров избегая столкновений.
Один из них едва разминулся с нами, заорал, выпрямляясь во весь рост, но уже на втором ругательстве скис и постарался уплыть как можно быстрее. Все было прекрасно понятно – он увидел куклу, а о них порой ходило много страшилок. Никто не хочет привлекать к себе внимание черта, пока тот спит в табакерке.
Я прожил в Риерте почти два года, неплохо разбирался в ее улицах, но то, что скрывалось под ними, всегда оставалось для меня загадкой. Я никогда не знал этой подземной стороны и предпочитал не соваться в нее. Сейчас туннели работали последние дни – не за горами время высокой воды, когда они будут затоплены, до весны.
Мы миновали несколько подземных перекрестков, где-то над головой загремели колеса – по рельсам прошла конка.
Впереди забрезжил свет, и лодка вырвалась на открытую воду Трубного пролива, тусклое солнце, прячущееся за дождевыми облаками, и свежий ветер, прямо под мостом Власти. Светляки были напротив – серые и красные здания, слишком высокие и тяжелые для такой почвы. Основа фундаментов здесь – стволы лиственниц, когда-то срубленных в горах на границе с Княжеством
