встретило аж некое подобие гарпунной пушки, стрелявшей длинными шестами, что раскрывались, выбрасывая из себя мелкоячеистые сети. Ярине, перекинувшейся в тот момент в крупного хорька, с трудом удалось увернуться…
Молли позволяла мелкой девчонке тащить себя за руку, голова её бессильно болталась из стороны в сторону, ноги заплетались. Она старалась дышать – потому что в ушах бился и бился хриплый крик госпожи Старшей, больше похожий на клёкот хищной птицы:
– Дыши! Дыши! Живи! Живи!
Огонь по-прежнему распирал грудь, и по-прежнему больше всего хотелось дать ему волю, обратив в развалины всё вокруг себя; собственная жизнь и жизнь близких казались ничтожной ценой, если удастся захватить с собой весь Особый Департамент Норд- Йорка.
И всё-таки она не поддавалась. Метались стены коридоров, звучали в ушах панические – или, напротив, ненавидящие – крики её врагов, но Молли помнила, что дать пламени полную свободу не значит победить.
Они должны выбраться отсюда. Ей нечего делать в Норд-Йорке, и Билли, и маме, и папе, и Волке с Медведем, и даже вредной Ярине. Прочь, прочь отсюда!
…А эхо от её чар раскатывалось и впрямь широко и далеко. Молли готова была поклясться, что «живое железо» в своём подземелье замерло, жадно впитывая сквозь кирпич, цемент и камень каждый отголосок.
Это было страшно – стоять на грани, словно на самом краю крыши, балансируя над бездной. Замирать, зная, что, лишь поддайся зову пустоты, – и кончится всё, обратной дороги не будет. Точно так же и с магией: ещё шаг, ещё малейшее усилие или, наоборот, забвение нужды сдерживать себя, – и она, Моллинэр Блэкуотер, вспыхнет живым факелом, подобно старой чародейке Дивее, отдавшей жизнь, чтобы только остановить бронированную громаду «Геркулеса».
И она держалась.
Потому что это очень-очень огорчит маму и папу, потому что братик Билли будет плакать. И госпожа Старшая сказала: «Не оставляй меня, внученька…» И Таньша будет горевать и злиться на неё, и… он тоже будет горевать. Он. Её Медведь.
А ещё – позволить себе умереть, оставив других сражаться за тебя и тебя же оплакивать, – трусость и слабость.
– Чёрт! – ругнулась Ярина. – Зажали. Молли, разноси стену! Да, вот здесь, прямо здесь!
Молли повиновалась. Девочка, умеющая обращаться в хорька, мышь, ящерицу или даже змею, казалось, способна также видеть сквозь кирпич и цемент.
Огонь послушно взвыл, клубок пламени врезался в бетон, погружаясь в него, словно клубника во взбитые сливки. Грохот взрыва, сноп летящих осколков, и в стене открылся низкий проход, собственно, и не проход даже, а округлая дыра с неровными обгорелыми краями.
За ней – ещё какой-то коридор.
– Туда! – командовала Ярина. – А теперь заваливай! Пускай разбирают! Оторвёмся, может!..
И вновь Молли послушалась. Теперь она выпускала огонь на волю куда осторожнее; на память вновь пришли уроки госпожи Старшей, Молли старалась дать эху раствориться, растечься, никому не причинив вреда.
О магии можно постараться забыть, но отгородиться от неё невозможно.
– Заваливай! – повторила Ярина, указывая на стену.
– Не сюда! – вдруг раздался папин голос. – В свод! В стык! Тогда обвалится!
Молли послушалась – и точно: обломки кирпича и бетона потоком обрушились вниз, мигом закрыв пробоину. Потолок тоже просел, но там пролома не получилось.
– Уф-ф! – выдохнула Ярина. – Бежим дальше, чего встали?!
Этот коридор оказался каким-то странным – почти без дверей, да и те, судя по кислой физиономии Ярины, вели явно не туда, куда требовалось.
– Дальше!
Бежали дальше.
Завал едва ли остановит департаментских надолго, лихорадочно думала Молли. Она постепенно приходила в себя – жуткий предел, огненная бездна, глядевшая на неё изнутри, отодвигался.
Правда, в то же самое время, как вода в песок, уходила и сила. «Нет-нет-нет, только не это! – беззвучно взмолилась Молли. – Только не сейчас!»
Коридор заканчивался, и заканчивался, увы, тупиком.
Ещё одна бронированная дверь, которую пришлось разносить. Выбить Молли её выбила, но дышала после этого совсем уже
