– И о чем в них говорится?
– По уставу, я и мои подчиненные заступили на смену. Здесь мы и останемся до тех пор, пока не прибудет новая смена или начальство, которое освободит нас от несения службы на этом объекте.
– О’кей, – кивнул Вайс. – Значит, с вами вопрос решенный. Егор, увы, теперь я не смогу вызвать для тебя вертолет.
Журналист только руками развел.
– Прямо не знаю, что на это и сказать. Увезти меня не знаю куда – у вас получилось…
– Я предлагать тебе отправиться со мной и моими людьми.
– Отправиться куда? – забеспокоился Полянин.
– В центральную часть Зоны, к саркофагу.
– Куда?! – подумав, что ослышался, переспросил Егор.
– Я полагаю, что Охотника нужно искать именно там, – убежденно продолжил Вайс, – и мне придется идти за ним.
– С чего вы взяли, что он направится к центру АЭС? Быть может, он сейчас, наоборот, спешит покинуть Периметр.
– Нет, – покачал головой Вайс, – есть много вопросов. Где скрывается Охотник? Где он взять устройство, которое только что разрушил здесь половину здания? Откуда Охотник получал информация о том, где и у кого находятся артефакты? И где он сам прячет все похищенные артефакты, так, чтобы никто не нашел?
– А если все-таки его там нет?
– Я думаю, что и в этом случае все ответы надо искать только в центре Зоны. А кроме того, когда на допросе ему задали вопрос о… где он проживать, он ответил: «Атомная Электростанция».
– Да, может, он пошутил! Это вполне в его духе. И зачем это мне? И еще зачем я вам? – раздраженно взорвался вопросами журналист.
Вайс замолчал, чувствуя вину за часть невзгод, свалившихся на этого человека. С журналистом получилось не очень складно. Напали среди ночи, заковали в наручники, увезли вглубь Зоны, а теперь не могут вернуть обратно…
– Я хочу приносить вам официальные извинения, – медленно подбирая слова, произнес он, – за ошибочный арест и содержание под стражей. Я не вправе был производить задержание, не убедившись в хм-м-м-м… consistency… правильности своих подозрений. Это моя вина, я признаю ее. Я убежден, что мой работодатель, ознакомившись с материалами дела, предложит компенсацию за причиненные неудобства. Я буду ходатайствовать об этом.
– Э-э-э, ну хорошо, – смутился Егор, – и что дальше?
– Мы не можем вернуть тебя в Чапаевку или Староселье.
– Это я уже понял.
– Но ты не можешь остаться и здесь.
– Почему?
– Мы: я, сержант и остальные бойцы отправляемся к саркофагу.
– Ну и отправляйтесь! Я вас не держу, только пропуск не забудьте мне выписать. Мне-то что?
– А то, – встрял внезапно капитан, – что согласно уставу, я не могу держать посторонних на КПП без приказа вышестоящего командования. А вышестоящее командование, майор Жарко, погиб при исполнении служебных обязанностей. И допустить твоего нахождения на режимном объекте я не имею права. Конечно, я могу провести арест, как нарушителя, но тебя это вряд ли устроит, да и сажать арестованных мне некуда. У тебя два варианта: покинуть КПП самостоятельно или быть застреленным при оказании сопротивления…
– Ну, ну… – Вайс поспешил остановить полет мысли капитана, – не перегибайте. Все-таки он не виноват, что оказался в таком переплете. Это моя вина, и ответственность тоже моя. Егор, я почти в такой же ситуации, как и ты, – остаться на КПП я не могу, не имею права. Ждать дежурной смены не перспектива – неизвестно, что за это время успеть предпринять Кюри. Вариант один – действовать самим. Я предлагаю тебе идти с нами, потому что другой вариант – это идти одному.
Он замолчал, ожидая ответа журналиста. Полянин попытался прикинуть, сколько у него шансов добраться до «родной» Чапаевки в одиночку, но точно определить не сумел. Впрочем, пять из ста или шесть из ста – разница невелика. Внутренне он согласился, решив, что уж если удастся выжить в этой переделке, то собранный материал будет просто убийственным.
– Но я-то вам зачем? – спросил он агента.
– Во-первых, я не хочу, чтобы ты погиб по моей вине.
Егор, воспринимавший добровольный поход к центру Зоны как изощренный способ самоубийства, только недоверчиво хмыкнул.
