Появилась тут у меня одна странная мысль…
В реальности все оказалось с точностью до наоборот от намеченного плана действий. Возиться с глиной Светлана отказалась наотрез, а вот мастера привела сразу. И уже Колобой за пару дней отыскал он возле Сарвожа подходящий материал. Дальше все было просто. Они с Викентием выбрали место в углу комнаты, отступив на шаг от стен. Горшечник смешал глину с песком, разметил круг шириной в размах рук, стал наполнять материалом. Когда толщина подложки составила две ладони, мастер накрыл ее большой ивовой корзиной редкого плетения – самой обыкновенной, из-под рыбы. И стал не спеша обкладывать снаружи глиной, которую подносили и подносили мальчишки. Слой за слоем, слой за слоем, прихлопывая и тщательно вмазывая в подложку. На работу ушло три дня, по окончании которых на краю комнаты возвышалась глиняная полусфера высотой примерно по грудь, с толщиной стенок в две ладони и с чем-то похожим на арочный вход, направленный к центру комнаты, внизу.
– Сколько? – спросил Викентий.
– Не меньше двадцати дней, великий. Слишком толстый слой.
– Пусть будет двадцать, – кивнул молодой человек. – Надеюсь, до первых заморозков время еще есть.
– До заморозков еще очень далеко, великий! – в два голоса ответили Уряда и Колобой.
– Это хорошо, – кивнул Викентий. – В этом мире я совершенно не ориентируюсь во временах года.
– Яблоки еще только поспевают, – сказала девушка. – Настоящие холода придут не скоро.
– Отлично! Тогда пусть будет тридцать дней, – решил великий Один. – Я благодарен тебе, Колобой. Сейчас здесь появится светлая богиня. Она проводит тебя домой.
Светлана не заставила себя ждать. И только после того, как гости ушли, Уряда наконец-то спросила:
– Что это такое, великий? Зачем мы сложили в нашей башне такую большую кучу глины?
– Не хочу ничего обещать раньше времени, милая, – обнял ее бог войны. – Вдруг не получится? Давай подождем.
И все вернулось на круги своя. Викентий валил и разделывал деревья, таскал в крепость. Башня, венец за венцом, росла в высоту. В ней появлялись волоконные оконца и бойницы, перед входной дверью выросли просторные жердяные сени. Затем вместо частокола вдоль одной из рек стала расти бревенчатая стена…
«
Молитвы обрывались одна за другой, слившись в единый вопль отчаяния – а могучий Один метался от стены к стене и в бессильной ярости бил кулаками по бревнам.
Только с рассветом ужас в призывах о помощи угас, сменившись слабой надеждой на спасение.
– Что случилось, мой бог? – Накинув на плечи рысью шкуру, Уряда осторожно подкралась к нему, прижалась к плечу. Из волоконного оконца под потолком ей на лицо падал слабый розовый свет, на обнаженное тело Викентия оттуда же струился зябкий осенний воздух.
– Я не всесилен, – признал храбрый Один. – Я не бог. Я просто сильный самодовольный болван.
– Ты самый-самый сильный! Самый храбрый! Непобедимый! И самый любимый… – Девушка дотянулась и поцеловала своего повелителя в щеку.
Викентий только болезненно поморщился и стал одеваться. Быстро поднялся на стену и все свое бессилие вложил во взмахи топора, подрубая по месту оставшееся с вечера не законченным бревно.
Светлана явилась незадолго до полудня, поднялась на стройку, кокетливо приподняв подол замшевого платья. На плечах ее лежала длинная горностаевая епанча.
– Звал? – кратко поинтересовалась она.
– Хочу вернуться в Вологду! – Вогнав топор в торец бревна, бог войны накатил его выбранным пазом на нижние вырубки. – Оттуда ты сможешь сразу перебросить меня к месту начавшейся схватки.
– Нет, – покачала головой девушка. – Это был твой план. Преданные, любящие тебя, самые лучшие и храбрые сварожичи должны умереть, изувечиться, захлебнуться кровью, чтобы лесовики поверили в свою победу и ворвались в заставы. Так оно и происходит. Они гибнут. Пять застав, сто молодых парней и молодых девушек. Пока вырезана только одна. Когда они умрут все, я за тобой вернусь.
