пропащему солдату.
Например, я узнал о том, как, окружив себя непроницаемым коконом, мальчик Егорка, почти не осознавая себя, пробил ударом чистой псионической мысли закрытый аварийный шлюз. Вышел, как был, в тонком комбезе в открытый космос. Даже не пошатнувшись под безумным потоком рвущейся в вакуум корабельной атмосферы, прямо с места, прыгнул сквозь безвоздушное пространство из носа корабля, оторванного взрывом, произошедшим в двигателе скольжения, прямо к находящейся на расстоянии почти пятидесяти километров хвостовой части. Именно там был отсек со спасательными капсулами, в которые ценой своей жизни пыталась отвести его мать.
Можно сказать, что я как-то «вдруг» научился высоко и далеко прыгать, а также безопасно приземляться, почти игнорируя гравитацию. Прикольно, но вроде как в данном конкретном случае – бесполезно. Ведь, как я понял, все это умел и Константин. Который всего-то с минуту назад уже отказался предпринимать нечто подобное. Это знал я, вроде бы как понимал и Егор, вот только мальчику было все равно.
Мысли, свои и чужие, летели вперемешку, сливаясь друг с другом в затейливом танце. Он не просил, он требовал, а мое сознание покорно искало решение, приемлемое для выполнения наивных детских желаний.
Он захотел, и я, не имея возможности ослушаться, вытянул кое-что из своей памяти. Воспоминания об игре в виртуале за «Егеря». А также документ по тактическим приемам, применяемым этим довольно редким в нашей армии родом войск, который я выписывал себе в библиотеке нашей части.
А вот откуда появились в моем мозгу знания о том, как и что работает, я мог только догадываться, сваливая целиком и полностью вину на общавшегося со мной уже несколько раз мертвого Князя-Защитника.
И тем не менее решение, как мне показалось, лежало на поверхности, и я просто подобрал его, отряхнул, а потом его вырвал у меня непоседливый мальчишка. Телекинетический прыжок, использовал своеобразные векторы тяги, создаваемые силой эспера, и стартовый рывок, похожий на действие прыжкового ранца. По сути, эти «векторы» были теми же гравитационными канатами, протянутыми мыслью от точки «А» в точку «Б». Егор использовал их на автомате, находясь в некой прострации. Не знаю, как делали это профессионалы от псионики, однако, на мой взгляд, сам принцип ничем не отличался от реализации, применяемой в егерском оборудовании.
«Нет… не смей… я… запрещаю! – прозвучал в голове далекий голос, словно бы его обладатель находился далеко-далеко в туннеле и до меня долетало только неразборчивое эхо его слов. – Ты… погибнешь!»
«Я сделаю это! Я могу! – твердил яркий, сильный детский голос. – Я теперь сильный. Я спасу маму!»
Пипец! То, что я творил, не укладывалось у меня в голове. Не знаю уж, что на меня нашло. За спиной в плитку площади впился очередной болт, разминувшись с моей пяткой всего на каких-то три сантиметра, и я, оттолкнувшись, прыгнул. Тут же протянув первый в своей жизни мысленный вектор к возвышающемуся на высоте пяти тысяч метров маленькому солнышку. Под ногами хрустнуло, и я с головокружительной скоростью взлетел вверх.
– Ты что творишь, придурок! – Вопль Кости потонул в свисте воздуха.
Что-то орала Христа, я слышал в булькающем эфире голос Екатерины, но уже совсем не понимал его. Булькнув в последний раз, шлемофон умолк. Привычно выбросив руку, потянулся мыслью к далекой крыше района один. Что-то бухнуло за спиной, и я понесся к ней со скоростью, в разы превосходящей мой первый прыжок. А затем увидел подковообразную крышу госпиталя и рванулся уже к ней.
«Как?» – Шепот множественных голосов в мысленной связи потонул в неком видении, которое бурлящей волной нахлынуло на меня в тот самый момент, когда мои ноги оторвались от палубы гражданского бокса.
Я видел не проносящееся мимо солнце, а открытый космос сквозь легкую муть воздушного пузыря, бессознательно утащенного проснувшейся силой мальчика Егора. Россыпь ярких и таких близких звезд и меленькие, почти не заметные на их фоне точки габаритных огней хвостовой части яхты. А за спиной у меня была не быстро удаляющаяся площадь, на которую сейчас с ревом выезжали боевые военные флаеры вызванного мной подкрепления, – там была громада каперского абордажника, намертво пришпандоренная штурмовыми бурами к корме погибающего корабля.
Подлетающий на огромной скорости болт я остановил, даже не задумываясь над тем, что делаю. Даже не понял, что это такое на самом деле, приняв бронебойную гантельку то ли за мелкий метеор, то ли за обломок яхты. А возможно, так уж совпали воспоминания Егорки и реальность, что я в очередной раз инстинктивно применил нечто, что сделал в свое время маленький мальчик.
«Он что, использует для прыжка «Гарпун Каменского»? – вырвал меня из видений чужой жизни голос одного из комиссаров, и в этот момент я понял, что я, собственно, уже опять я. – Но… так ведь не делают. Это же нереально! Сдвинуть с его помощью себя
