— Нет. — Гробокопатель шевельнулся, я уловила запах мокрой прелой ткани и пота.
— Ставят руны обязательств, — вернулась к происходящему явидь.
Подпись кровью — это для таких, как я, для людей. То, что течет по венам у демона, не выдержит ни одна бумага. Другое дело руна обязательств, это рисунок. Рука, выводящая рисунок заклинания, дает обязательства, от выполнения которых не уйти. Хотя я уверена, соглашения составлены с допуском для маневра как для одного демона, так и для второго.
— У Хозяина новый вестник, — хмыкнул Веник.
— Чему удивляешься? Давно пора. — Змея повела плечами.
— Мне знаком этот человек, — протянул гробокопатель, — один из представительства людей, помнишь?
— Я мало что помню, — в голосе Пашки послышалось веселье, — устала тогда очень, все проспала.
— Я не тебя спрашивал.
— Не представляю, о ком ты, — я подняла голову к небу, солнечные лучи согревали кожу, каждый момент давал надежду: вот сейчас, вот в эту секунду я смогу их увидеть, — вестники чаще выходят из людей. Потомственных торговцев мало.
— Те же заложники, — согласилась змея, — только душу они вручили хозяину.
— Я уже понял, что продешевил, — сухо сказал падальщик.
— Все. Подписали, — явидь качнулась, — машут свитками, как будто можно что-то прочитать.
— Не важно. Сейчас огласят.
Я протянула руку на голос, но либо неверно оценила расстояние, либо Веник отстранился.
— Слушайте, чистые и нечистые… — разнесся над холмами голос нового вестника.
Вестник — это не только скупщик душ. Вестник обладает правом или проклятием, как посмотреть, вещать от имени хозяина, быть его голосом, слова и повеления которого услышит вся нечисть в округе. У людей как? Закон вступает в силу после его публикации в общественном издании. У нечисти после оглашения. Содержать ради этого типографию или сотню-другую писарей здесь никто не будет.
— Воля и закон, плоть и кровь северных пределов, повелитель нечисти и страж переходов Седой демон узрел подлость врага и оценил ее. Узнал его силу и восхитился ею…
— Ну конечно, — процедил падальщик, — больше восхищаться нечем.
— …гниль и зараза хозяйничают в разуме врага. Они заставили его напасть на священное будущее и на чистоту. На детей. На источник, на чистоту, которой и так мало…
— С этим и в самом деле дефицит, — согласилась я.
— …а посему стражи переходов в священном праве мести…
— Священное право, — повторила явидь, — надо бы запомнить.
— …когда один сбивается с пути, долг других направить его через боль и лишения. Посему стежка южных пределов Кощухино с согласия дома Видящих объявляется северной.
— Вот и боль, — припечатал падальщик.
— Внимайте нечистые и чистые… — вступил новый голос.
— Вестник Видящего, — пояснила Пашка.
Кожи коснулось что-то маленькое, прохладное и требовательное. Невер слегка шевельнул пальцами, просовывая ладошку в мою. Неуверенный детский жест. Но какой же правильный и доверчивый. Поймет тот, кто хоть раз держал руку ребенка в своей. Змееныш не так давно проснулся, я чувствовала в нем остатки сна, легкий голод и недоумение тем, что мы стоим на месте. Неверу нравилось, когда Пашка двигалась, нравилось покачивание.
— …в знак нового союза стежка западных пределов Поберково возвращается под сень севера. Таков адат и изъявление, тело и дух западных пределов повелителя нечисти и защитника стежек Видящего демона.
— А вот и лишения, — явидь качнулась, — вот чем заплатили западники за спасение младшего Видящего.
Мир крутанулся, кольцо вокруг талии разжалось. Когда перед глазами тьма, содержимое желудка, даже если это простая вода, остается на месте. Водить за ручки медлительного и слепого человека никто не собирался. Бросить обузу, пока с нее не сняты обязанности надзирающей, Пашка не могла. Веник не спешил носить меня на руках. Змея была сильна и бесцеремонна, жесткий захват поперек туловища, острая боль в ребрах, стиснутые зубы не помогли сдержать стон, перемещение и постановка на землю. Как куклу в человеческий рост. Неверу понравилось.
— Где мы? — Ноги коснулись земли, я покачнулась и раскинула руки, чтобы сохранить равновесие.
