Что-то свербило его, что-то беспокоило…
Вавула не то сказал?
Да нет, как раз то!
«Четырнадцатое апреля!» – окатило Григория.
В этот самый день расстреляют Якова Джугашвили, старшего сына Сталина.
Через три недели… С ума сойти…
Рассеянно отвечая на приветствия летчиков, бездумно принимая поздравления с новыми победами, Быков усиленно соображал.
Что ж ему делать-то?
Он бывал в
Берлин… Гамбург… Франкфурт-на-Майне… Кельн… Мюнхен…
Последний город понравился ему больше других, но самое сильное впечатление оставил Заксенхаузен – концлагерь, километрах в тридцати от Берлина.
За годы многое было снесено в KZ, как немцы сокращенно называли лагеря смерти, но даже то, что осталось, впечатляло. Пройтись с экскурсией по Заксенхаузену – это то же самое, что посетить остывший ад.
Крематорий полуразрушен, но представить себе отвратительную гарь и жирный черный дым не сложно.
А в уцелевших бараках пахло…
Нет, это сложно передать.
Чем пахнет тупое отчаяние?
Ежесекундный, выматывающий страх?
А каково это – день за днем, месяц за месяцем отбывать нечеловеческую жизнь?
А комендатура? А сторожевые вышки? А железные ворота с издевательским изречением: «Труд делает свободным»?
А полукруглая дорожка, по которой узников заставляли бегать целыми сутками – с мешком песка на плечах, в тесной обуви?
Фашисты подобным палаческим способом определяли износ тех самых башмаков.
Но самое жуткое место – это лагерная клиника.
Один операционный стол чего стоил – отделанный белым кафелем, он больше всего напоминал алтарь для жертвоприношений.
Да так оно и было.
Никаким садистам даже в голову не приходили те изуверские опыты, что ставили над заключенными ученые-живодеры.
На мужиках, на детях… К беременным женщинам был особый подход…
Именно там, в Заксенхаузене, и окончил свои дни Яков Иосифович.
14 апреля 1943 года.
Гордый, несломленный, одинокий.
В тот апрельский день…
Быков усмехнулся и покачал головой.
Какой – тот? Ничего еще не случилось.
Но случится. Скоро уже.
Яков совершит невозможный «побег на рывок»: бросится к колючей проволоке, и пулеметчик-вертухай выпустит по нему очередь.
Умрет Джугашвили то ли от пуль, то ли от тока.
Да это и не важно.
Другое важнее: он не должен умереть!
Григорий приблизился к сосне, что росла рядом с капониром, и погладил ее ствол.
Якова нужно спасти. Но как?
Затевать обычную процедуру с донесениями «куда надо» и прочей волокитой нельзя – времени нет.
Надежда на помощь «отца» тоже микроскопична – когда началась война, вождь приказал не держать своих сыновей при штабах, а отправить на фронт.
Сталину, кстати, предлагали затеять поиск и спасение Якова, но Верховный главнокомандующий отрезал: «Там все – мои сыновья!»
