это выглядит. Я будто видел яркое пламя, которое обвивала черная змея, и я эту змею прогнал… не знаю, как, но прогнал. И сжал пламя в кулаке. Так я это все ощущаю, паренек.
Он замолчал. Воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая только привычными уху шумами московской Зоны.
– Ты, надо думать, хочешь спросить, что стало с Бо? – невесело усмехнулся нейромант, глядя в пол.
Он облизал пересохшие губы, а затем со всего размаху швырнул полупустую бутыль в «Рекса». Игорь вздрогнул от неожиданности. Бутылка разбилась об обшивку стального ящера и осталась на грязном боку темным пятном. Вадим прокричал что- то, явно недовольный, но на него никто даже внимания не обратил.
– От нее ничего не осталось! – проорал бородач. – Красное Поле сожгло ее полностью! Когда я открыл глаза, там не было ни ее, ни нео, которому моя храбрая Бо вогнала в глаз свой кинжал… С того момента прошло уже больше года, но я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что моей жены… и ребенка… больше нет…
Он закрыл лицо рукой и мелко затрясся – видно, ударившись в воспоминания, до того распереживался, что боль утраты, будто волна, снова накрыла его с головой. Игорь же молча смотрел на пламя костра, и глаза его предательски блестели. Что можно сказать человеку в такой ситуации? Любые слова, даже те, что будут тщательно отобраны из массы прочих, никогда не вернут с того света Бо и ее нерожденного ребенка.
– Все было кончено, – сказал нейромант, пару минут спустя убрав руку. Судя по тому, что голос его почти не дрожал, он сумел взять себя в руки. – Поняв это, я некоторое время потратил на осознание своего странного дара, а потом вместе с Щелкуном ушел из того района. Меня не покидало и до сих пор не покидает чувство, что я увел моего соратника у другого нейроманта – того самого, который ассоциировался у меня с черной змеей, обвивающей пламя. И я не думаю, что бывший хозяин очень обрадовался, когда лишился своего питомца. Но мне, конечно же, было на это плевать. Поначалу я искренне хотел свести счеты с жизнью, чтобы поскорей встретиться с Бо, но ее слова о грехе самоубийцы уберегли меня от этого опрометчивого шага. Я побоялся, что, наложив на себя руки, попаду в ад, а не в рай, где оказалась моя чудесная жена с нашей нерожденной дочкой. Тогда я поклялся, что использую свой новый дар, чтобы мстить богомерзкому роду нео до тех пор, пока дышу. И вот, по-прежнему мщу. Сколько могу.
Он замолчал, теперь, судя по всему, уже надолго. Дрова трещали в костре, пламя споро пожирало их, превращая в черные искрящие головешки.
«Так и мы сгораем, день за днем, – думал Игорь, наблюдая за пляской рыжего пламени. – Рождаемся и отправляемся навстречу смерти… Кто-то доходит быстрей, кто-то медленней, но все рано или поздно сгорают дотла…»
Его взгляд переметнулся на Громобоя, который, кажется, начинал проваливаться в сон: по крайней мере, веки он поднимал уже с очевидным трудом, все дольше времени проводя с закрытыми глазами.
«Но это не значит, что мы должны пускать все на самотек. Наши близкие – это все, что у нас есть. Без них происходящее окончательно утратит смысл».
Наконец момент настал. Веки нейроманта опустились и уже не поднялись: он наконец-то забылся сном.
Некоторое время дружинник сидел, просто глядя на спящего. Потом встал, подошел и, поправив видавшее виды одеяло, прошептал:
– Поправляйся, стаббер Гром.
И, вернувшись на свое место, положил на колени автомат.
Это был долгий, чертовски долгий день.
Но завтрашний обещал стать еще длинней.
Глава 4
Столкновение
– Игорь! Поди сюда! К тебе отец!
Юнак, весь в поту, повернулся на голос. В дверях стоял хмурый родитель. Обычно он всегда улыбался при виде сына, ехидничал, но сегодня был как будто сам не свой. Игорь, чувствуя подвох, медленно побрел отцу навстречу.
– Привет, паренек, – сказал родитель, когда сын подошел к нему практически вплотную.
– Привет, бать, – буркнул Игорь, боясь сказать лишнего.
Когда у отца было непонятное настроение, отрок невольно становился робок и нерешителен. И ладно б родитель его бил за
