головоногого. Существо что-то пробулькало.
– Слько блет?
– Что? – переспросил я.
Существо как-то пошло все складками, исчезло из поля зрения и вынырнуло через пару секунд с табличкой, которую приложило к стеклу.
«СКОЛКО БЕЛЕТОВ?» – гласило на ней.
– Один, – ответил я. – На восьмой ряд, если есть, пожалуйста.
Существо открыло было клюв, а потом махнуло щупальцей и приложило еще одну табличку.
«45». Пятерка была зеркально развернута.
– Грабеж, – больше для проформы, чем действительно желая торговаться, буркнул я и отсчитал требуемую сумму.
«СПСИБО» – была ответом мне табличка.
Мокрая бумажка билета расползалась в пальцах – ей-богу, лучше бы выбрали что-то поплотнее: картон там или металлические жетончики, да хоть деревянные палочки, в конце концов. Пока я дошел до своего места, он окончательно превратился в кашицу и проскользнул между моими пальцами. Я бы наклонился да подобрал – все-таки во мне была слишком хорошо привита привычка не мусорить, – но, бросив взгляд на чвакающую под ногами жижу, решил, что от одного билета хуже не будет.
В зале было не намного суше, чем на улице, – собственно, глупо было бы ожидать чего-то иного от шатра. Но зато по его периметру были установлены огромные – словно кустарно собранные из самолетных моторов – вентиляторы, которые гнали горячий воздух, и вместо промозглой сырости в зале царила удушливая сырость бани. И это было почему-то… уютнее.
Я огляделся по сторонам.
Театр, видимо, действительно пользовался успехом – во всяком случае, более двух третей мест было занято, и это я подошел за полчаса до представления.
Мое место находилось с краю – и я порадовался этому: в конце концов, если представление окажется отвратным даже на мой в высшей степени невзыскательный вкус, его всегда можно будет покинуть так, чтобы это не выглядело позорным бегством по ногам соседей.
Сцена была надежно скрыта от глаз набрякшим от воды плотным занавесом, но по едва заметному его колыханию и тихому хлюпанью, доносившемуся из-за него, было понятно, что там что-то происходит.
– Вы первый раз здесь? – спросила сидевшая рядом со мной девушка, кутавшаяся в отсыревший плед.
– Да, – ответил я.
– Завидую, – усмехнулась девушка.
– Чему? – осторожно спросил я.
– Тому, что вы в первый раз смотрите здесь представление. – Девушка говорила с каким-то легким, практически неуловимым и ощутимым скорее интуитивно акцентом.
– Вы не местная? – спросил я, разглядывая ее. Я действительно не видел ее раньше но, справедливости ради, нужно сказать, что я много кого из тех, кто находился в зале, не видел. Хотя на них можно было наплевать, а вот девушка…
– Нет, – пожала плечами она. – Я из… из соседнего города.
Она назвала город, который был чуть севернее.
– Идете за театром? – шутливо спросил я.
– М? – отозвалась она, глядя куда-то в сторону.
– Идете за театром, говорю? – повторил я. – Я ведь верно понимаю, театр сейчас только что оттуда.
– Ах да, да, оттуда, – кивнула она.
Занавес с тихим чваком поднялся.
– Марионетки? – не удержавшись, воскликнул я.
Девушка повернулась ко мне.
– Ну да, – недоуменно ответила она. – Это же театр фон Клейста.
Теперь можно было понять, что это была более сложная конструкция, чем банальный шатер. Половина крыши – назовем это крышей, хотя с той же долей точности можно было назвать и куполом – попросту отсутствовала, открывая нашим взорам ночное небо. Поэтому распластавшиеся на подставках высотой в два человеческих роста осьминоги – во всяком случае, они были похожи на осьминогов – могли в полной мере наслаждаться моросящим дождем. Но, видимо, им этого не хватало, поэтому то и дело еще выше, скользя по подкупольным балкам, пробегали маленькие осьминожки – наверное, будь это человеческий театр, их бы называли
