забывалось, оставалось лишь навязчивое чувство тоски и тревоги. Все попытки вспомнить, что же он все-таки видел, оканчивались неудачей, хотя в нем жила уверенность: стоит лишь сделать над собой небольшое усилие, и все встанет на свои места. Но муть в голове не давала ясно мыслить и он впадал во все большую прострацию.
Он понимал, что все происходящее с ним как-то связано с Зоей и что им нужно расстаться, но, против всех доводов рассудка, к ней влекло. Влекло неудержимо, до болезненного щемления в груди…
А вчера и вовсе произошло не пойми что.
Разбудило чувство, что кто-то гладит его по голове.
Вынырнув из сна, он о прикосновении не забыл, но подумал на Зою, что снова ночевала у него. Но, повернувшись к ней, увидел лишь спину и затылок. А сопение спящего человека не оставило сомнений – не она. Но прикосновение было настолько реальным, что уверенность в том, что оно ему не приснилось, казалась железной.
В расстроенных чувствах, стараясь не потревожить Зою, он встал, прошел к окну и, глядя в бездонное небо, принялся размышлять о том, что стало происходить с ним после знакомства с этой странной рыжей женщиной.
Внезапно до него дошло: уже какое-то время он занят тем, что прислушивается к происходящему за спиной.
Шорохи, похожие на очень тихое шарканье шагов. Невнятный шепот. Низкое, почти за гранью слышимости, гудение.
В этот миг сбоку, самым краем глаза он увидел смутное движение и застыл, скованный приступом невыносимой паники. В ужасе зажмурившись, он почувствовал на затылке дуновение ветра, похожее на то, как если б его обдало чье-то близкое дыхание.
Боясь пошевельнуться, он неумело просил неведомо у кого: «Забери все, что хочешь! Забери Зою! Только оставь жить! Я еще не готов умереть!»
Сколько длился этот кошмар, Антон не знал. Ни времени, ни реальности больше не существовало. Лишь холод надвигающегося небытия…
И вдруг он услышал: негромко скрипнула дверь, – и понял: все кончилось, позади никого нет.
Но еще долго он стоял без движения, а по щекам текли благодарные слезы.
Наконец, решившись двинуться с места, он обернулся и увидел Зою, мирно спящую на кровати…
Даже сейчас, при воспоминаниях о панике, об ужасе, что сковал его в те страшные мгновения, Антон виновато сутулился и кривил губы.
Неожиданное дребезжание телефона вырвало из ступора. Очнувшись, Антон увидел: дворняга все еще гоняется за своим хвостом. В голове мелькнуло: «Да ты и сам не лучше – точно так же пытаешься ухватить что-то неуловимое». Кивнув мыслям, он отвернулся от унылого вида за окном и пошел отвечать.
– Копытин? – Голос завгара звучал неприлично свежо и жизнерадостно.
– Я, Николай Трофимыч.
– Слушай, Антон, я знаю, ты захворал, но дело срочное: товарищ Каратыгин сегодня возвращается, а все в разъездах. Ты как? Пособишь родному коллективу?
Антон оживился:
– Да какой разговор, Николай Трофимыч?! Уже собираюсь, не дольше чем через полчаса буду.
Радость завгара была неподдельной:
– Здорово! Машина уже готова, так что давай скорой ногой лети сюда и прям тут же рви на аэровокзал!
Антон, не медля ни минуты, оделся и выскочил за дверь.
Вызов на работу спас его от мерзкого зрелища: безумный пес, сложившись чуть не вдвое, догнал свой хвост и, дернув башкой, оторвал почти у самого корня. Словно не чувствуя боли, давясь и роняя куски, тут же принялся жадно его жрать. Из оставшегося огрызка не упало ни капли крови, лишь на миг выстрелила толстая темно-зеленая нить и тут же втянулась обратно.
– С прибытием, Палосич! Как съездили? Как дорога?
За начальство Антон переживал неподдельно – Павел Осипович Каратыгин, в прошлом красный комдив, а ныне управляющий трестом Межкрайсвязьстрой, в свое время сделал для него слишком много. Такое не забывается.
Павел Осипович затуманился взглядом, нервно дернул щекой. Видимо, поездка выдалась не самой простой. Немного промедлив, он махнул рукой и перевел разговор на другое:
– Что-то ты, Тошка, неважно выглядишь. Бледный, исхудал весь. Не заболел ли?
Антон пожал плечами:
– Да ерунда! На мне, как на собаке…
И в тот же миг перед глазами пронеслось видение: облезлая дворняга бешено кружится в погоне за собственным хвостом.
