двигалось. У Кузьмича был полный сарай таких вот штуковин. Шальная мысль пронеслась в голове: неужели он мог сотворить с бедной девкой такое? Механическое существо извернулось, острые треугольные зубчики впились в руку повивальной бабки.
Марковна взвизгнула. Инстинктивно стряхнула с руки эту пакость и отскочила подальше.
Живой агрегат, звякнув, упал на пол меж забрызганных кровью ляжек роженицы.
– Что? Что там? – прохрипела очухавшаяся Лярва.
Мать моя женщина! Не может баба такую жуть родить.
Закрыв рот рукой, чтобы не завыть, Марковна медленно подошла к копошившемуся на полу существу. Внутри у него зажужжало и защелкало, среагировав на ее приближение. Завертелись шестеренки, и агрегат подергал торчащими антеннками, поворачиваясь то к одной, то к другой женщине.
Лярва приподнялась и, увидев рожденное ею существо, забилась в истерике:
– Это… Убери его! Убей! В нужник его!
Вжимаясь в стенку, поднялась на ноги.
– Стой, куда ты! – попыталась было остановить ее Марковна. – Нельзя тебе…
Разбухший Лярвин живот вдруг заходил ходуном. Она закричала, начала бить себя кулаком. «У нее там еще один, что ли?» – успела подумать Марковна. Ярко-красная кровь хлынула по девкиным ногам. Новорожденный агрегат остановился и пошевелил антеннками, словно учуяв запах крови. Потом решительно развернулся и двинулся к Лярве. Та застыла у стены, беззвучно разевая рот. Позеленела вдруг лицом, глаза закатились, и повалилась в алую лужу, накрыв своим телом агрегат.
Обезумев от страха, Марковна бросилась вон из дома. На помощь! Надо позвать кого-нибудь на помощь! Бежала, не разбирая дороги, пока не оказалась у дома Кузьмича. До порога дотянула, тут силы и кончились. Рухнула прямо на крылечке, расхристанная и простоволосая.
Из сарайки доносилось звяканье и треск, напоминавшие о Лярвином «ребятеночке». Марковна, шатаясь, поднялась на ноги, когда из дверей сарая выкатилось шестирукое железное чудовище. Внутри у монстра знакомо зажужжало, и оно вдруг крепко схватило женщину двумя верхними лапами за плечи.
– А-а-а! Пшел! Пшел! – заорала Марковна дурным голосом, выдираясь из металлического захвата. – Помогите!!!
Из сарая выглянуло испуганное лицо механизатора, и суставчатые лапы, заканчивающиеся похожими на пучок щупалец «кистями», послушно разжались.
Женщина осела к ногам железного чудища. Кузьмич бросился ее поднимать.
– Ты прости, – бубнил он. – Не доглядел. Первое испытание, а тут ты. Чего хотела-то, Анна Марковна? Поздно уже. С Шаманом чего стряслось?
Он! Точно он, ирод проклятущий. Роботом своим девку снасильничал, ужаснулась Марковна.
Праведный гнев придал ей сил. Женщина набросилась на соседа с кулаками:
– Он еще спрашивает! Ах ты, фашист рыбоголовый! Я-то думала, фронтовик, человек ученый. Степенный. Порядочный. Стирала ему, стряпала, убирала. А он вон чего учудил. Чтоб у тебя зенки повылазили!
– Погодь, Марковна. Да стой ты! – Он твердо, но не больно схватил ее за руки.
– Отпусти меня, охальник! Не трожь! Чтобы ты сдох, сластолюбец поганый!
– Да скажи толком, чего стряслось-то?!
– Ты чего с девкой сотворил, извращенец?!
– С какой девкой? – не понял механизатор.
– С Лярвой. У тебя чего, девок много? Родила она от чудища твоего неведому зверушку. Живой механизм.
– А я при чем, Марковна? – спросил Кузьмич, а у самого лицо такое…
– Так ты ж того… изобретатель.
– Не трогал я ее. И робот мой только сегодня заработал. Не для баловства я его построил. Да и невозможно такое. Ты же вроде восемь классов закончила, должна понимать.
– Правда?
– Дык, чем хочешь, поклянусь. Хоть партбилетом, хоть… как там молодежь теперешняя говорит, всеми Древними, Великими и Старшими.
Ему хотелось верить. Такими клятвами не разбрасываются. Рыбоголовые за это могли жестоко покарать.
– Хочешь, жизнью своей поклянусь?
Марковна обмякла в его крепких объятиях, зарыдала:
