прыгнул всего на звание (разочарование, хотя, я как бы и этого не сильно заслужил, не маршала же мне давать).
Потом устроили торжественные проводы наших товарищей, было сказано много теплых пожеланий и очень много хороших слов, даже Хельмут наговорил массу вкусного. После окончания торжественного вечера и ужина мы засобирались в дорогу. И с «отправки» под покровом ночи в дорогу вышла микроколонна провожающих и улетающих. В дороге прошло полчаса, и вот мы в точке, ждем самолет (чтобы не светить наш аэродром, спецом свидание с самолетом из центра назначено на другом месте), подготовив костры, как и договорено, вслушиваемся с надеждой в небо. Пока тишина, да и до назначенного времени пока еще десять минут. Акмурзин и еще кто-то, приготовив, запалили факелы, ну для разжигания костров. Костры сконструированы из сухостоя, да на всякий случай политы бензином, наконец-то время наступило, и парни запалили огонь.
В небе зарокотал мотор, на импровизированную аэродромную площадку спустился самолет, выскочивший из аэроплана приземистый и широкоплечий летчик (или там бортмеханик-стюардесс) попросил быстрее, мол, еле прорвались, мы в гитлеровском тылу, а не в Свердловске. Провожая улетающих, я обнял каждого, это же братья по оружию, сколько с ними пережито. Когда последний, чудесный латыш Круминьш садился в самолет, со стороны охраны послышались выстрелы.
– Поезжай, то есть лети уже на фиг, – кричу я, и самолет начинает двигаться, приземистый член экипажа захлопывает дверь, и все, аэроплан несется вперед и отрывается от земли, уфф все, бегу на выстрелы.
Хорошо, что прихватил с собой «МП» и подсумок (или как он у немцев называется), передергивая затвор, оказываюсь среди бойцов. Они залегли и ведут перестрелку, из кустов в нас летят пули, пытаюсь короткими очередями отвечать на вспышки. Из леса слышны короткие команды на немецком, черт, эти суки нас окружают. Немецкий говор уже слышен со всех сторон, чужую речь сопровождают выстрелы, причем не только из карабинов, противник не хуже нас вооружен автоматическим оружием.
– Ребята, немцев больше, и они со всех сторон, поэтому предлагаю прорываться по направлению к дороге, сперва закидаем гранатами пространство против нас, и вперед, короткими перебежками к технике.
Странно, но почему-то молчат пулеметы на мотоциклах и ганомаге, неужели их сняли бесшумно, а? И, кинув десяток гранат, выдвигаемся вперед, к нашей технике, пока бежим, падает несколько бойцов, увы, но нет времени проверить кто ранен, а кто убит.
Наконец добегаем к месту, где оставалась техника с охраной, по нам в упор бьют два пулемета с ганомагов. Огонь как минимум шквальный, как максимум хрен его знает, как это обозвать.
– Не стреляйте, свои! – кричим мы.
– Русише швайне, – отвечают нам в ответ и снова очереди, блин, на голос стреляют суки, хорошо хоть самолет им уже не достать и не видеть, как своего затылка.
Мы короткими перебежками, теряя на ходу товарищей, передвигаемся уже куда-то наобум, темнота ведь…
Когда очнулся, я осознал, что лежу в лесу один и понятия не имею, где нахожусь.
– Аууу, ребята, вы где? – шепчу я, потом то же повторяю громче, а затем еще громче. А в ответ тишина, вокруг ни души. Черт, не оправдал я доверия партии и правительства, потерял ребят. Уже очень светло, и по часам понимаю, что уже утро, время полшестого, осматриваю свое снаряжение, я в форме РККА (пока еще старлейские знаки различия). У меня автомат «МП» и только один рожок с патронами, плюс парабеллум с двумя магазинами, хорошая граната Ф-1 и руки плюс ноги (они не так хороши, как «лимонка»). А исходя из того что немцы, скорей всего, рыщут уже вокруг, как сучки во время течки, то пора брать эти ноги в руки и дергать отсюда.
Ах да, день кончился, но какой же ужасный день.
Глава XXIV
«Рожденный ползать» брат «Рожденного летать»
И начинается день, который еще хуже предыдущего для меня, почему? Я отлично понимаю, что профукал взвод наших бойцов, моих братьев, и грош мне как командиру. Кроме того, я понятия не имею, где я нахожусь и что мне делать, я, конечно, могу теоретически вернуться к нашей базе. Но как я там посмотрю в глаза бойцам, я командир, капитан целый и вернусь без ребят, но сам в целости и сохранности.
Все! Кранты и позор мне!. И теперь единственный выход для меня – это попытатся умереть, забрав с собой на тот свет побольше гитлеровцев. Увы, но и на этом пути меня ждет колоссальная засада. Почему? Да потому что я ведь бессмертен, являюсь реальным представителем нереального класса «деньсурковцев». Эдакий среднеазиатский новоявленный Дункан Маклауд[310] (он же «Горец»), я могу убить кого угодно, а меня – фигвам, меня не убить. И напрашивается вывод: я должен направо-налево мочить гитлерюг. Но с ного-руко-башко-носо-машествами я не особо дружу, зато любого терминатора
