Ни он, ни она не рассыпались прахом, прикоснувшись к святому распятию. Катарина немного успокоилась. Она ущипнула обоих за правую щеку, пнула ногой в голень, не переставая неразборчиво бормотать какую-то молитву, а потом встала перед ними, уперев руки в худые бока. Во время процедуры Муния и Ангерран морщились от боли, а Лина нервно хихикала, но Катарина не обращала на это никакого внимания.
— А теперь мы пойдем в нурагу! — непререкаемым тоном изрекла она.
Глава 30
Спонтанность и порыв — вот слова, наиболее точно описывающие настроение принца Джема, когда он мчал галопом по лесным тропинкам, старательно объезжая кусты и низко растущие ветки. Эта своеобразная гимнастика обостряла все его чувства. На небольшом расстоянии за ним скакал Насух. Он с трудом выдерживал темп, заданный его повелителем. «И все же, — подумал Джем, — Насух — прекрасный наездник!» И он улыбнулся ветру. Любовь подарила ему крылья. Он ощущал себя орлом, парящим над вершинами, высоко-высоко над миром, и с презрением взирающим на озабоченно снующих взад и вперед людей. Свободен! Впервые за многие годы он упивался этим чувством. Каждый час, минуту, секунду все, что его окружало, приобретало новые краски, словно горевший в нем внутренний свет освещал все и вся. Земля и небо смешались, поглощенные бешенной скачкой. Зелень леса казалась ему сочнее, голубизна неба — глубже, желтые и красные россыпи цветов — ярче. Даже запахи, вернувшиеся к истомленной жарой земле после короткой ночной грозы, — и те представлялись более насыщенными. Это было не ощущение счастья — нет. Счастье — это приманка, которой он научился остерегаться. Счастье — это удержать в руках совершенный исключительный момент. В противном случае оно будет неполным. И таковым останется, пока он не увидит Елену де Сассенаж и не убедится, что их чувства взаимны.
Припав грудью к лошадиной гриве, он ударил своего коня пятками, хотя знал, что быстрее он скакать не в состоянии. Не важно! Он получал острое удовольствие от возможности поглощать время и расстояния. Тридцатого мая Джем-воин, Джем — свергнутый султан, Джем — пленник был Зизим своей матери, и только. Принц-поэт с сердцем, переполненным чувствами, которых так давно не испытывал.
Если бы было можно, Филиппина с радостью подняла бы юбки и села на коня «по-мужски». В женском седле, устроенном так, чтобы дама не мяла платье, она не могла мчаться так быстро, как хотела. Дождется ли ее Джем, если она опоздает? Следом за ней, с наигранно рассеянным видом посматривая по сторонам, скакала Альгонда. Они не застали Луи в замке, а потому обе были настороже. Они могли столкнуться в любую минуту. Между дорогой, ведущей в Рошешинар, и дорогой на Бурн распростерлось лесное море. Разумеется, Филиппина попыталась выяснить, где брат, но его лакей, тот самый, которой накануне согласился шпионить в ее пользу, ничем не смог ей помочь. Луи куда-то уехал, едва рассвело. И это правда — его лошади не было в стойле. Их вылазка оказалась под угрозой срыва. Филиппина и Альгонда условились ехать медленно, делая вид, что прогуливаются. Если мимо проходили или проезжали крестьяне, жители окрестных деревень, мадемуазель де Сассенаж приветливо им улыбалась.
Солнце встало в зенит. Полдень. Джем прибыл на условленное место вовремя. Осмотрев поляну, пришел к выводу, что она пуста. Она не приедет? Кольнуло в сердце. Совладав с нетерпением, он спрыгнул с утомленного коня. Скакун заржал, поднимая губы, и Джем выпустил из рук повод. Животное, узнав место, безошибочно направилось к журчащему неподалеку источнику.
Прекрасным галопом подскакал Насух на рыжем коне. Мгновение — и он тоже спрыгнул с седла.
— Здесь вы с Хушангом попрощались? — спросил он и хлопнул лошадь по крупу, давая понять, что пока она может отдохнуть.
Джем кивнул. Он сгорал от нетерпения, и в то же время воспоминания о Хушанге разбудили в его сердце тревогу. Из соображений безопасности турки никогда не заговаривали о нем в Рошешинаре.
— Пока никаких вестей.
— Но как он может дать о себе знать?
Джем сцепил руки за спиной и, чтобы успокоиться, стал мерить шагами узкое пространство поляны. Птицы, затихшие при появлении людей, запели снова.
— Временами мне начинает казаться, что это его путешествие — не слишком хорошая задумка. Если Муния приняла
