Дети земли и неба

родного ей запада.

— Ты ее видишь?

— Вижу, — ответил жадек. Она чувствовала его волнение. — Детка. Я никогда не ожидал, что…

— Я знаю.

Даница удивила саму себя. Иногда так бывает. Она прошла по плиткам пола, от того места, куда падал солнечный свет с широкой каменной террасы, в тень, подобную теням прошлого.

Она опустилась на колени, сознавая, насколько она мало значит и как мало может быть полезной этой женщине. И сказала, слыша свой охрипший голос:

— Моя госпожа, прошу вас, позвольте мне.

И поцеловала ногу в туфельке сидящей женщины, находящейся так далеко от славы, от блеска, от всего того, что было раньше во всех отношениях более великим, чем все, что теперь знал мир.

— Позволяю, — ответила женщина тонким, ясным голосом. А потом прибавила: — Ты?..

— Называй ее «ваша милость».

— Я — никто, ваша милость. Мое имя Даница Градек, раньше я жила на Сеньяне, теперь на службе в Дубраве.

— На службе?

— У семейства Дживо, в качестве телохранителя, ваша милость.

— А. Ты та, которая приплыла на их корабле.

— Приплыла? Она напала на тот корабль! — это воскликнула Старшая Дочь, красавица. — К нам пришла кровавая убийца из Сеньяна. Как интересно!

— Кровавая убийца? Даница, будь осторожна!

— Но какое я могу иметь значение для нее?

— Не знаю. Но здесь чувствуется злоба.

— Это я вижу. Наверняка не против меня. Не из Родиаса!

— Думаю, это так, детка.

Старая женщина посмотрела на молодую, которая правила здесь, и невозможно было не заметить злобу и здесь тоже. Это утро может пойти совсем не так, как они представляли себе, подумала Даница.

Она отступила назад, потому что и Леонора, и художник по очереди подошли, чтобы повторить приветствие так же, как это сделала она.

— Эта женщина из Сеньяна первой узнала и приветствовала нас, — заметила женщина, которая была императрицей западного мира. — Это стоит отметить.

— Правда? — спросила Филипа ди Лукаро. — Это призыв проявить снисхождение?

— Почему Даница нуждается здесь в снисхождении? — спросила Леонора Мьюччи.

Старшая Дочь на мгновение показалась озадаченной. Возможно, она не ожидала от молодой вдовы такой быстрой реакции, даже вызова.

— В самом деле? Вы не понимаете, что Сеньян делает с Серессой? С Дубравой?

— Хорошо понимаю. Я также вчера находилась в палате Совета, когда она спасла человека, и на корабле, когда она отомстила за гибель моего мужа. Она заслужила благодарность. Правитель тоже так сказал.

— Действительно, сказал. Об этом сообщали. Что вы скажете? — спросил Перо Виллани, глядя на Старшую Дочь.

— Этот вопрос мне задает серессец?

— Да, — ответил художник. — И Верховный Патриарх, которому вы служите, хвалил сеньянцев как верных слуг Джада на нашей границе с ашаритами.

Несколько мгновений тишины.

— Некоторые сеньянцы также пали на стенах Сарантия, — это произнесла старая женщина, которая когда-то была императрицей.

— Все равно, — ответила Филипа ди Лукаро, — они отрицают бога и разрушают веру. Сражаться с ашаритами — это одно, но воровать у…

— Как вы смеете! — воскликнула Даница.

— Ох, детка. Будь осторожна.