Он ответил ей с легкой, лукавой улыбкой, которая стояла перед ее глазами даже сейчас, когда она лежала рядом с ним.
— Я тоже, — сказал он.
Он уснул, тяжелым сном. Она лежала в темноте до рассвета без сна. Конечно, ей потом приснилась ее собственная деревня, после того, что они сделали.
«Особенная жизнь».
Он родился в Серессе, не так ли? На берегах каналов, окруженный предметами искусства и музыкой, при сильной власти, пусть даже его семья сама никогда не отличалась богатством. Перо также бывал в Родиасе — несколько раз! В первый раз его взял туда отец в качестве ученика, чтобы показать ему дворцы и руины. И произведения искусства. Они встречались с аристократами и важными священнослужителями, которые относились к отцу с определенным уважением (не слишком большим, но некоторым). Художник видел большие города. Он даже ощутил какое-то превосходство, идя по менее элегантным улицам Дубравы до того, как началось его путешествие по суше.
Теперь он не чувствовал превосходства. Он понимал, им хочется, чтобы он боялся, чувствовал себя подавленным, благоговел — и он все это ощущал. Он лежал, распростершись на желто-зеленых плитках пола, вытянув перед собой руки, словно молил о пощаде. А калиф еще даже не вошел в комнату.
Он был неверным, который получил неслыханное разрешение войти во Дворец Безмолвия. Подобные ему ожидают верховного правителя народа османов в позе полной покорности. Если калиф так и не придет, этот джадит может пролежать так весь день, всю ночь.
Некоторые из находящихся в этой комнате людей, понимал Перо, с радостью убили бы его. Некоторые из них — стражники- джанни в высоких шапках — вооружены мечами, которыми можно это сделать.
Он вошел в распахнутые двойные двери и тут же получил удар под колени плоскостью меча, после чего упал на пол. Его охватил гнев, ненадолго. Ему уже рассказали о здешних ритуалах, он был к ним готов, им вовсе не нужно было бить его.
С другой стороны, подумал он, этому стражнику, вероятно, не захотелось лишать себя этого удовольствия.
Поэтому Перо лежал лицом вниз, сердце его быстро стучало. Он почти ничего не видел. Только ноги в сапогах или туфлях без задников. Он постарался успокоиться, думать о листьях в саду на апельсиновых деревьях, как он мог бы использовать их в качестве фона на портрете, но пока все молча ждали, его мысли все время уносились дальше в прошлое.
Этот невозможный город настоящего и прошлого оказывал сильное влияние: он отправлял мысли назад сквозь время. Художник обнаружил это за последние дни, с тех самых пор, как они вошли за эти тройные стены.
Он старался постичь Ашариас таким, каким тот стал сейчас, накрыв сверху тот город, который прежде был Сарантием. Здесь для художника открывалось огромное богатство — разноцветное, полное какофонии звуков великолепие османского города: базары под матерчатыми навесами, прилавки с едой в гавани, лавки и сады. Ашариты любили сады, потому что их вера зародилась в песках пустыни — по крайней мере, так говорили.
Но все это, для Перо, было похоже на новую картину, написанную поверх старого изображения на полотне: это было добавлением, новым образом, наложенным сверху на Город Городов, который давным-давно построил император Сарантий и назвал своим именем.
В те первые дни, в ожидании аудиенции, чтобы приступить к выполнению заказа, Перо бродил по городу, выходя из дворцового комплекса. Ему выделили жилье среди других ремесленников в группе строений и мастерских, но разрешили свободно бродить за его пределами. Османы, правители этого города, не испытывали страха, и уж конечно не опасались художника-джадита. Он видел, что они даже не отремонтировали стену у гавани, которую разрушили своими пушками. И правда, какая опасность может грозить ашаритам здесь, под священными звездами?
Ну, возможно, они боятся друг друга и яростно защищают своего калифа. На территории дворца принимали чрезвычайные меры предосторожности. Перо поселили в самой дальней части комплекса, у ворот, выходящих на площадь перед ним. Томо не позволяли посещать его, и даже не дали войти, когда они приехали. Перо вежливо запротестовал; ему дали отпор (тоже вежливо).
Только те слуги, которых они отобрали и обучили (и оскопили, как правило), могли входить в дворцовый комплекс и работать в нем. С джадитом это даже не обсуждается. Кроме того, как сказал чиновник, приставленный к Перо, слуга синьора Виллани, тот, которого зовут Агоста, не является подмастерьем художника, необходимым помощником для создания портрета, он всего лишь слуга. У них имеются гораздо лучшие слуги, заверили Перо. Женщины тоже будут ему обеспечены, по его просьбе.
Перо не просил. Он удивлялся, откуда они знают такие вещи о его слуге. И что еще они знают. Томо отвезли под охраной на
