Дети земли и неба

большой укрепленный остров, который прикрывал ее, как Храк прикрывает Сеньян.

Но город Дубрава — это не городишко Сеньян.

Красные крыши, залитые солнцем, круто поднимались к северу и к югу от гавани, где над стоящими у причала судами возвышалось какое-то огромное сооружение. К северу от него стояло большое святилище с двумя одинаковыми куполами. Широкая улица уходила на восток от гавани. Массивные стены окружали город. По верху стен тянулись мостки для стражников, через равные промежутки виднелись круглые башни с пушками и башенками для стрелков и лучников.

Она знала, что Сересса намного больше этого города, и Обравича, где правит император, и Родиаса. Многие города больше этого. Она знала, что Ашариас, который прежде назывался Сарантием, даже больше этих городов, его называли Городом Городов, славой мира.

Виднелся ряд островов, зеленые весенние виноградники, каменные башни, каменные ограды, а ближе других к городу находился очень маленький островок, почти у входа в гавань, религиозная обитель, видная отсюда. Затем Даница опять посмотрела на город, и из юношеской гордости (и она знала, что именно по этой причине) старалась не дать этому зрелищу поразить себя, но не смогла.

Дубрава, когда подходишь к ней с моря весенним утром, а позади нее встает солнце, великолепна. Даница задрожала, внезапно ее охватило странное чувство. Она, может быть, никогда не вернется домой, подумала Даница, это правда, но есть целый мир, который можно для себя найти.

Она поняла еще кое-что. И с опозданием крикнула:

— Вот они! Стены города!

Ведь ее послали наверх, и ей надо предупредить остальных.

Ответные крики раздались внизу, радостные возгласы моряков, которые пересекли открытое море и подплывают к дому. Даница повернулась, чтобы посмотреть назад, на запад. Вот почему кого-то всегда посылают сюда, наблюдать за переменой погоды со стороны моря, когда корабль приближается к земле.

Голубое небо, легкий ветерок. Можно простить себя за то, что ты на мгновение почувствовала себя счастливой.

— Ты когда-нибудь видел это, жадек?

— Дубраву? Нет.

— Посмотри на крыши под солнцем.

— Я их вижу, Дани. Люди, живущие под этими крышами, захотят твоей смерти.

— Не все. Наверняка ведь не все?

— Возможно, — согласился он.

Он стоит у мачты, когда она спускается. Она делает это легко. Мужского покроя штаны и туника, покрытые пятнами соли сапоги до колена, светлые волосы под широкополой шляпой. Они уже миновали ближайшие острова — Гьядину, Синан — и находятся в устье гавани, их великолепной гавани под башнями с пушками. Он видит толпу на пристани. Там всегда собирается толпа, когда возвращается корабль, даже если он вернулся с противоположного берега узкого моря. Люди машут руками.

«Море — это интерлюдия, — думает Марин Дживо, — пространство между жизнью и жизнью». Девушка из Сеньяна становится на палубу рядом с ним. Она почему-то раскраснелась, замечает он.

— Нам надо поговорить, — произносит Марин.

Она настороженно смотрит на него. Подходит ее пес. Большой пес. Трется головой о ее бедро. Она рассеянно чешет его уши.

— У меня лучше получается слушать, — говорит она, снова сверкает ее быстрая улыбка. — Я бы предпочла, чтобы меня не убивали. Меня убьют?

Они слышат голоса, уже долетающие через полосу воды, и их матросы кричат в ответ. Дубрава сейчас узнает, что «Благословенную Игнацию» взяли на абордаж пираты, забрали товары, а доктор, которого они везли, погиб. И они узнают, что одна из отряда пиратов находится на борту, ее доставили к ним.

— У меня на этот счет есть идея, — говорит Марин.

— Не доверяй ему только потому, что он красивый мужчина, — предостерег ее дед, пока она спускалась вниз, туда, где ее ждал Марин Дживо.

Даница почувствовала, что краснеет. Она не захотела ответить. Она подумала, не закрыться ли от деда в качестве наказания,