— Ты поступаешь совершенно неправильно, Влатко! Ты позоришь республику.
— Я позорю? Ты, который привел убийцу из Сеньяна в эту палату и…
И среди всего этого раздается смех.
Даница Градек — это она рассмеялась — оборачивается, наконец. И говорит Влатко Орсату:
— Никто меня не приводил. Я пришла по своему собственному выбору, чтобы обратиться к вашему Правителю и Совету. Тот человек, которого я убила на борту «Благословенной Игнации», был одним из наших. По-видимому, вы поступили так же, — в ее глазах презрение.
Отец Марина тоже теперь смотрит иначе. Этот взгляд знаком сыну. Его недоумение сменилось пониманием — он составил свое собственное мнение о том, что нужно сейчас сделать.
Он повышает свой низкий голос, чтобы его все услышали.
— Правитель, я хочу предъявить этому человеку официальное обвинение в присутствии Совета. Я хочу, чтобы его судили.
— Как ты смеешь! Я имею полное право поступать со своей семьей…
— Нет, Влатко! Я обвиняю тебя в том, что ты пытался убить моего сына. Или ты забыл?
— Ты говоришь это человеку, сын которого лежит здесь, убитый женщиной из Сеньяна!
Ладонь Марина горит. Щека у Орсата красная. Марин пытается представить себе Юлию Орсат, которую он и правда почти не знает, младшую сестру Элены.
— Ваш сын здесь. Где ваша дочь? — спрашивает Леонора Мьюччи.
Молчание, полное боли.
— Да, — говорит отец Марина. — Влатко, что ты сделал?
И, наконец, они слышат:
— Она на Гьядине. В нашем поместье на острове. Я… я бы не убил ее. Я бы никогда этого не сделал. Он… Андрий, твоего сына видели, когда он спускался с нашей стены!
Отец Марина смотрит на сына. Марин отвечает:
— Да, я это делал. Много раз, этой зимой, — теперь его охватило чувство облегчения. Девушка жива. Орсат не стал бы лгать насчет этого. — Господар, вы ошиблись, и заплатили за это ужасную цену. Я делил ложе с новой служанкой вашей жены. Простите меня за это большое прегрешение против чести вашей семьи.
— Со служанкой?
— С ее служанкой, господар. Разве это оскорбление, за которое убивают? Мне надо отправиться в святилище и вымаливать прощение у Джада? Если да, то какого прощения попросите вы?
— Я думаю, — раздается другой голос, — что надо начать с того, что попросить прощения у Совета и у семьи Дживо за то, что здесь случилось. И оно будет стоить не дешево.
— Правитель, — говорит Андрий Дживо.
Он кланяется. Марин тоже кланяется. Он видит, что Влатко Орсат колеблется — собственно говоря, дело не столько в колебании, сколько в неспособности двигаться нормально, — прежде чем тоже поклониться правителю.
— Он откупится?
Это возмущается Даница Градек. Ее лицо под широкополой шляпой выглядит искренне шокированным.
— Так мы здесь поступаем, — отвечает Правитель Дубравы, он произносит это торжественно, опираясь на свою трость, и Марин слышит эхо своих собственных слов, сказанных Орсату.
Правитель поворачивается к стражнику по имени Евич.
— Ты правильно действовал. Это отмечено. Позаботься, чтобы убрали эти тела. Выясните личность того, кто был наверху. Проявите уважение. Отнесите его в дом Орсата, но пошлите вперед человека, пожалуйста, чтобы предупредить их. Матери предстоит встретить своего мертвого сына.
Произнося эти слова, он смотрит на Влатко.
Марин видит, как искажается лицо Орсата. Он дрожащей рукой прикрывает глаза. Марин снова смотрит на мертвого человека на полу. Вудраг. Они играли в «Охоту на османов» детьми, вооружившись деревянными мечами. Учились управлять маленькими лодками, стоящими у причала на Гьядине, в те давние летние дни. Позже, осенью, ночевали с девушками с острова на виноградниках после сбора урожая.
Он видит, что теперь отец Вудрага плачет, пытаясь скрыть слезы и прекратить плакать. На это тяжело смотреть. Марин видит, что Даница Градек продолжает смотреть на него. На ее лице нет сочувствия. «Она молода», — думает он. «Сеньян, — думает он. —
