– Постой у двери, – велел Янош.
Он обыскал выдвижные ящики: промокательная бумага, очиненные перья, перочинные ножики. Потом отодвинул палочки красного воска для печатей и бронзовые штампы с волчьими зубами Батори, окруженными драконом, пожирающим собственный хвост.
Пачки писем были перевязаны красными ленточками. Увидев печать Батори на сложенном в квадратики пергаменте, Янош развернул его и быстро прочел:
– Скорее! – прошептала Вида.
Он дернул последний ящик. Заперто.
Янош вытащил короткий крепкий нож, которым обычно подрезал поводья и копыта.
Вида испуганно смотрела на него.
– Ты же поцарапаешь дерево! – воскликнула она.
Он покачал головой и осторожно просунул клинок в щель над ящиком. Потом легонько надавил, освобождая язычок замка.
Когда обитый бархатом ящик поддался, Янош в ужасе разинул рот. Внутри он увидел пряди волос, связанные в ленты. Десятки пучков, отсортированных по цвету; некоторые потускнели от времени, другие все еще лоснились.
Он отдернул руку, словно прикоснулся к гадюке.
– Кто-то идет!
Сумрак в коридоре не давал разглядеть приближающуюся фигуру.
Вида, зная, что Янош еще не нашел учетную книгу, вышла и заслонила вход в спальню.
– Что вы тут делаете? – спросил чей-то голос.
Это была Брона, от удивления она всплеснула руками.
– Разве я не велела тебе скрыться подальше?
– Это я упросил ее пойти со мной, – сказал Янош. – Входи, Брона.
Большая женщина шагнула через порог, и Янош бесшумно затворил за ней дверь.
– А что вы тут делаете?
– Ищу книгу учета. Там записаны имена ее жертв.
Брона уставилась на него; от его слов в ее глазах сверкнул ужас.
– Жертв? Она что – убийца?
– В этом уже нет сомнений. Разве тебя не удивляло исчезновение многих служанок?
– Я только знаю, что она их наказывала. Жгла руки, порола. Жестокая хозяйка… Вида…
– Нет, Брона, – сказал Янош, положив руку ей на плечо. – Он их
Брона покачала большой головой, нахмурившись. До нее постепенно доходил смысл сказанного Яношем.
– Нет, – пробормотала она, хотя сердцем понимала, что это правда. Брона знала, что туповата; ее последний муж часто напоминал ей об этом. Но теперь она поняла, что все время знала правду о графине. Но отказывалась признаться в этом даже себе. А сейчас ее вынудили осознать страшную правду.
Много лет назад благодаря знанию местных трав и хорошей стряпне она получила место в хозяйстве Надашди. Как до этого ее мать. Теперь она смотрела на свои поварские руки, обожженные, мозолистые – и старые. Эти руки давали пищу – теплый суп и обрезки жареного мяса – сотням девушек. Она кормила их, как крестьянка кормит дворовых гусей, ее карманы всегда были полны пшена…
– Где-то есть книга с записями всех ее преступлений. Она сама ее ведет, – сказал Янош, глядя на повариху. – Нам нужна эта книга.
Брона облизала губы, а потом сжала челюсти, как бульдог, схвативший кость.
– Она не так глупа, чтобы бросать где попало такую ценность. Если у нее есть такая книга, она наверняка носит ее с собой.
Ей вспомнилась девочка-сирота по имени Паула, работавшая судомойкой. Девочку прислали на кухню к Броне, когда ей было всего одиннадцать. Она шлифовала почерневшие горшки золой, жиром и водой. Девочка день и ночь работала рядом с Броной и вскоре стала любимицей поварихи.
А однажды Паула не появилась на кухне. Брона несколько дней искала ее в Чахтицком замке и окрестностях, а потом не выдержала и разрыдалась, схватившись за голову.
