– Вот дерьмо, – шептала она, – дерьмо, дерьмо, дерьмо…
И тут только она вспомнила, что оставила молоко в машине. Звезды продолжали шутить.
– Что тут, черт возьми, происходит?
В дверях кухни стоял Брайан. Сам выглядевший как черт. Вообще-то, он был красивым мужчиной. У него были высокие, как у матери, скулы, темные, широко расставленные глаза. Даже располнев (как многие мужчины в его возрасте, начинавшие приобретать животы или вторые подбородки, от которых потом так сложно, если вообще возможно, избавиться), он все еще оставался привлекательным.
Именно его внешность сначала очаровала Джулию. Она и сама понимала тогда, что подход весьма поверхностен, но в конце концов в Лидском универститете на Брайана заглядывались все студентки. В Джулии взыграл охотничий азарт, и она решила во что бы то ни стало завладеть парнем. Что и проделала довольно непринужденно. Несколько словечек, предложение попить кофе и секс на втором свидании. Она сразу поняла, что он не амбициозен, но ей еще было неизвестно, ценит она мужское честолюбие или нет. Более того, спроси ее кто об этом, она бы наверняка заявила, что нет, не ценит. Что амбиции – это ничто, признак неглубокого человека, проявляющего излишний интерес к деньгам и социальному статусу вместо того, чтобы заняться по-настоящему важными вещами… Чем именно? Ну, там, творить добро, менять мир к лучшему, развлекаться… Да какая разница? Главное, не гнаться за деньгами и карьерным ростом.
В общем, Брайан казался идеальным мужчиной, разве что чуточку инертным. Мыслил в либеральном ключе, не готовил себя к вхождению в какую-нибудь корпорацию или политическую партию, внешне был привлекателен (и очень хорош в постели – куда более нежен, чем все предыдущие партнеры Джулии). Его политические и моральные убеждения вполне соответствовали взглядам самой Джулии и ее друзей. Вот только в отличие от них всех он сохранил их, повзрослев. Джулия и другие постепенно забыли о желании творить Добро и незаметно переключились на банальное зарабатывание денег. Они зачерствели. Что там говорится?.. Кто в двадцать лет не был социалистом, у того нет сердца, кто им остался и в тридцать – у того нет мозгов? Джулия и сотоварищи стали живым доказательством правоты неизвестного мудреца, зато их карьеры шли в гору. Но не карьера Брайана. Амбиции так и не пустили корни на пустыре его души. Он оставался все тем же двадцатилетним социалистом, каким был всегда. И все таким же, ну, или почти таким же, привлекательным.
Только не сегодня. Лицо пожелтело, щеки ввалились. Пресловутые широко расставленные глаза помутнели. Проросла клочковатая щетина. Кожа на шее обвисла, намекая на нарождающийся второй подбородок. Джулия заметила, что он постарел.
– Журналист привязался, – пояснила она.
– Журналист? И чего он хотел? За информацией пусть идут в полицию.
– А этот пришел к нам.
– Зачем? Нас лучше бы оставить в покое. Им прекрасно известно, что мы не преступники, а пострадавшие.
– Не совсем, – ответила Джулия.
Она швырнула на стол обрывки газеты и сложила руки на груди, не желая, чтобы он видел, как они дрожат. Брайан взял газету и принялся читать.
– Твою мать, – пробормотал он и повторил с новой силой: – Твою же мать!
– Ну, и как тебе? – поинтересовалась Джулия. – По-моему, обалдеть.
Брайан долго молчал, потом произнес:
– Вообще-то, они правду написали. Мы вряд ли сможем это опровергнуть.
– Без тебя знаю. Не надо мне об этом напоминать. Я в курсе.
– А толку? Анну твое знание не вернет.
– Брайан, зачем ты так? Хочешь, чтобы мне стало плохо? Забудь. Невозможно заставить меня почувствовать себя хуже, чем теперь. Наша дочь пропала. Наверное, похищена. И если еще не умерла, находится в лапах педофилов или работорговцев. Весь остаток своей жизни я буду думать о том, что с ней и где она. Что я – виновата. Все время буду думать. И ты еще надеешься причинить мне боль?
Брайан молчал. Потом поднял глаза:
– А мне без разницы. Мне нет дела, как ты себя чувствуешь. Все это из-за тебя. Ты захотела развода. Ты проворонила Анну. А я потерял все, что у меня было в жизни. И во всем виню одну только тебя. Ничего не поделаешь. Раз наша дочь исчезла через неделю после того, как ты объявила о разводе, мы друг друга поддерживать не обязаны. Ты облажалась, Джулия, – он укоризненно покачал головой. – Ты села в лужу.
