– Слышишь, брат, что Илья мне предлагает? – Артём толкнул Богуслава. – Удачей со мной поделиться намерен! Он, понимаешь, самый удачливый из нас. Сначала по глупости в беду попадёт, но потом непременно вывернется. Да не просто так – а с прибылью, причём неизменной: денег мешком да девкой блудливой.
Нехорошо сказал. И голос оч-чень неприятный. Со своими так не говорят.
Илья обиделся всерьёз. Глянул на старшего брата мрачно, буркнул первое, что в голову пришло:
– Пипка не блудливая…
– Как? Пипка? – Артём расхохотался. И тоже противно так, напоказ: – Слыхал, Славка? Пипка! Вот уж имечко! Илюха, больше в полон не попадайся, ладно? Не то в следующий раз это будет…
– Довольно! – перебил Илья, поднимаясь. – Ты брат мой старший. Но тоже думай, что говоришь! Эта девка спасла мне жизнь! А глумиться над собой я не позволю никому, даже тебе!
– Ого! – Дрянная улыбочка сменилась хищным оскалом: – Малыш решил показать зубки, да? Сам-то хорошо подумал?
Илья молчал.
Так и так выходило худо. Аж в груди захолодело.
Илья безмерно уважал Артёма. Выше его Илья ставил только отца и покойного Рёреха. Артём спас Илью, ввёл в род. Ему Илья обязан всем. И сейчас вот тоже: на чужую землю пришёл – его спасать. И спас, может быть, потому что, не приди Артём и не сокруши Мислава, как знать: не оказался бы Илья снова в оковах?
Илья за Артёма встал бы в любом бою и против любого врага.
Но сейчас только и мог, что молчать.
Он чувствовал: что-то не так.
Похоже, Артём чем-то раздосадован, и он, Илья, просто подвернулся под руку. Вернее, под злое слово.
По уму Илье следовало сдать назад. Или хотя бы попросить уличского князя не говорить злых слов. Попросить. С позиции младшего. Тем более что Илья и был младшим…
Но что-то в нём противилось. Упиралось. Требовало: «Не поддавайся». Будто кто-то чужой завёлся внутри. Ворчал, подзуживал: «Ты сильный, ты гордый, ты богатырь. Это раньше ты был младшим, слабейшим, а теперь ты смотришь на брата сверху вниз и можешь поднять его одной рукой. Или разрубить пополам одним ударом меча.
Нет, конечно, ты не будешь его рубить, он же твой брат…
Но довольно! Ты больше не мальчишка! Ты воин! Все должны это видеть! Ты вправе требовать уважения! И никто, даже Артём, не смеет унижать тебя. Тем более на глазах у всех!»
Надо думать, мысли эти выразило и лицо Ильи, потому что Богуслав ухватил его за рукав:
– Илюха, да ты что…
Илья рывком высвободил руку.
– Да! – произнёс он чётко, глядя в глаза Артёма. – Да. Я подумал. То, что ты сказал – оскорбительно. И бесчестно. Другому я вбил бы хулительные слова в глотку. Ты – мой брат. Ты можешь болтать что угодно, не боясь, что придётся ответить. Ну так продолжай, я потерплю.
И сел на лавку.
Наступившая после этого тишина была оглушительна, будто после удара колокола.
Илья и не заметил, как притихли дружинники, даже самые развесёлые. Словно вдруг злой ветер по залу прошёл и каждого коснулся.
– Что ж, – сказал Артём будничным голосом. – В чём ты прав, так это в том, что за поганые слова надлежит ответить. – Он поднялся. – И ты ответишь, малыш. – Узкий клинок с паутинным булатным узором бесшумно покинул ножны. Князь уличский обошёл стол, оказавшись на свободном пространстве, махнул клинком, разминая кисть:
– Правом князя и старшего я объявляю этот поединок чистым.
Теперь у Ильи выбора не осталось.
Он глянул на Славку. Брат сидел с каменным лицом. Смотрел только на Артёма.
По другую сторону – Маттах. Замер с открытым ртом, тоже будто закаменел.
Правая рука Богуслава лежала на плече Лучинки, которая явно хотела вмешаться, но была остановлена мужем.
А больше встать между Ильёй и братом Артёмом было некому.
Что ж, значит, так тому и быть.
Илья тоже поднялся. Перешагнул через скамью. Остановился напротив брата. Его меч был на пядь длиннее Артёмова и на
