– Вот сапогом – куда ни шло! – перехватил Артём.
– Чтоб рук не марать! Но мы ж братья! – Богуслав хлопнул Илью по спине. – Мы ж беспокоимся!
– Вдруг порвётся сапог-то!
– Это ж не дело, чтоб целый большой княжич моровский босиком ходил! – Богуслав ухмыльнулся. – Когда ещё цепь златую удастся за обувку обменять!
– Да ну вас! – Илья тоже улыбнулся. Он больше не обижался.
– Значит, так, братишка, – согнав улыбку, сказал Артём, – есть у меня в дружине десятка два гридней молодых да дерзких. Вроде тебя. Поговори с ними, разрешаю. Согласятся с тобой пойти – отпущу, так и быть. Некоторых.
Семнадцать. Ровно столько Артём согласился отпустить с Ильёй. Желающих было куда больше, но князь уличский спутников брату выбирал лично. Десять хузар и семь варягов. Все – опоясанные гридни. Ни один не старше двадцати зим. Илья знал всех. И они его – тоже. И вызвались, каждый из семнадцати, не ради золота, а потому что славно! Пройти менее чем двумя десятками по вражьей земле, разгромить языческое капище и, самое главное, уйти с добычей. Вот настоящая слава! Да, золото важно. Без золота и говорить о подвиге не станут, и слава уже не та. Но не в золоте главная радость. В отваге, в дерзости, в лихой воинской силе. Упасть беркутом с небес, сцапать ягнёнка на глазах огромных псов и оружных пастухов и взмыть в небо с добычей. Лязгнут впустую клыки, свистнут запоздавшие стрелы… А хищная птица уже там, в небесах, недосягаемая и непобедимая.
Понятно, в число этих семнадцати вошёл и Маттах.
– Тысяча моих дружинников, – сказал Владимир. – Больше не получится. Не хочу крепости оголять – поблизости две орды ходят. Хоревой и курэй. Хоревой – ладно. Там хан новый, Питик. Я его знаю. Молодой, наглый, хочет славу и авторитет завоевать побыстрее, пока его с кошмы не спихнули. Курэй опаснее. И сильнее. И долг крови за ними. Это ведь они отца моего…
– Не только его. – Духарев сжал челюсти так, что на скулах вздулись желваки.
Он был там, на острове Хорса. И выжил. Единственный. Повезло, хотя прежняя сила к нему уже и не вернулась. Но выжил, а остальные – нет. Вся ближняя дружина великого князя Святослава. И он сам. Победитель хузар и обоих булгарских царств. Гроза ромеев. Погиб от стрел вшивых степняков. Курэй.
– Издалека пришли. Думаешь, наедут? – спросил Сергей Иванович с надеждой.
Месть – блюдо, которое подают холодным. Но эта месть уже давно остыла. Поди сыщи в Диком Поле копчёных, кочующих вдали от границ Руси. А тут – сами пришли!
– Только если будут уверены, что мы не вырвем им сердца, – ответил великий князь. – Курэй осторожны. Не полезут в драку, если их не пятеро против одного. По глазам вижу, Серегей: хочешь их заманить!
– Очень хочу! – не стал скрывать Сергей Иванович. – А ты разве нет?
– Какой ценой? – Великий князь взял со стола скипетр-булаву, закрутил пальцами в размытый круг. – Как думаешь: заплатить кровью сотни за месть тысяче – хорошо будет?
Духарев промолчал.
– Ты понимаешь, – великий князь положил скипетр, вздохнул, – трудно это: своих на заведомую страшную смерть обрекать. Страшную и, возможно, бессмысленную. Заманчиво, конечно. Отдать копчёным пару городков, десяток-другой селищ, заманить, дать увязнуть, а потом окружить и раздавить всех! Твой Артём смог бы, наверное.
– Артём и Варяжко, – уточнил Сергей Иванович.
– Они смогли бы, – согласился Владимир. – Курэй… А правду говорят: не сами они тогда к острову Хорса пришли, а ромеи их купили? – неожиданно спросил он.
– Правда, – признал Духарев.
Он давно это знал.
– А мы с ними дружбу водим, – укорил Владимир. – Веру от них приняли.
– Вера не от них, – не согласился Духарев. – Вера – от Господа. Но дружим и будем дружить. Ты тоже понимаешь, княже. Ты видел Константинополь. Ты видел империю. Нет у них страшнее врагов, чем они сами. И те, кто купил смерть Святослава, уже мертвы. И убили их тоже ромеи. А те, кто метал в нас стрелы, кто отрезал голову твоего отца, они всё ещё живы!
– Живы, – согласился Владимир. – Но скажи: сколько своих людей ты готов убить, чтобы отомстить?
– Воину негоже бояться смерти, – сурово произнёс Сергей Иванович.
– Я не о тех, кто погибнет в бою.
Поймал. Духарев задумался… Но потом всё же ответил честно:
