Позвенели клинками – и ладно. Добрая забава Перуну люба. Да и Иисусу Христу по нраву, раз кончилось добром.
– … Не хотел я…
– Видели, видели, что не хотел! – пробасил Славка, нажимая на руку Ильи.
Тот наконец-то сообразил – вложил меч в ножны.
– Ясно, что видели, – сказал Илья, тоже ухмыляясь (Отпустило!) и опираясь на плечо Славки, потому что нога-то по-прежнему не слушалась. – Вот только я не понял: зачем это было? – Илья глянул на Артёма, а тот подмигнул и сообщил:
– Хотелось проверить, малыш, вырос ли у тебя ум, или весь рост в плечи пошёл?
– Проверил? – проворчал Илья, опускаясь на лавку. – И как?
– Не-ет, – качнул головой князь уличский. – Не вырос. Только в плечах. Но бьёшься неплохо. Что есть, то есть.
Рука уже отошла, и ногу отпускало – закололо бегучими иголками.
– Больше так не делай, ладно? – попросил Илья. – Как бы худого не вышло.
– Не буду, не буду. Видел, как ты испугался, что голову мне снесёшь.
– Так ты нарочно, что ли? – Илья только головой покачал.
Брат похлопал его по плечу:
– Расти, малыш. И учись.
Илья вздохнул. Он не понимал: как так можно?
Хотя Артём – старший. И умный. Он знает. Наверное…
Илья покосился на второго брата. И снова удивился: Богуслав глядел на Артёма в упор. Жёстко так. Нехорошо.
И Илью внезапно озарило: врёт князь уличский. Не проверял он Илью. Во всяком случае, не с самого начала, не с разговора. И на поединок он Илью вызвал не для проверки. Наказать хотел. И только потом опомнился и свёл всё к игре: мол, решил младшего уму-разуму поучить.
Поучил, верно. Ломай теперь Илья голову: что ж за боль такая живёт внутри старшего брата, если он, всегда такой сильный и сдержанный, себя не удержал?
Илья попытался вспомнить, что было до того, как разговор зашёл о Пипке… Ничего особенного вроде. О чём они говорили? О Йонахе, кажется… Нет, об отце его и о жене его последней, Элде, погибшей в бою с ромеями. О том, что Машег с тех пор ни одной женщины к себе не приблизил, тосковал сильно…
– Знаешь, брат, – сказал он, – коли не хочешь ты, чтоб я с вами серебром поделился, так, может, от золота не откажешься?
– Мы не пойдём, – решительно заявил Артём, и Богуслав кивнул согласно. – Верю, что добра там хватает. Немало я их зорил, капищ языческих, знаю, что богатые места. Веками сокровища копили. Но всё же насчёт той цепи – не верю. И ты заранее губу не раскатывай. Сколько она длиной, ты говоришь?
– Я не мерял, но саженей семь-восемь, а то и больше. И толщиной в мой палец!
– Точно золотая?
– Я её руками трогал! – воскликнул Илья.
Старшие братья переглянулись.
– Я тоже не верю, братишка, – поддержал старшего Богуслав. – Если всё так, как ты описываешь, и висит она у всех на виду… Не верю. Слишком велика. Несколько пудов золота…
– Несколько? Да там все десять, самое малое!
– Тем более. Такое богатство. Пять ромейских кентинариев золотом. Сорок тысяч злотников, какие наш Владимир чеканит. За этакое богатство можно большую дружину отменных воев нанять. Не сто, не двести, Илья, а тысячи воинов. С таким войском, ну, может, чуть побольше, Святослав Хузарию взял! У Владимира нашего лучшая дружина куда меньше. Получается, Илюха, на шее у кумира твоего целое княжество висит, и немаленькое.
– Он не мой кумир, а Сварога! – возмутился Илья.
Не верят. Братья, называется!
– Не пойдёте – и ладно, – мотнул головой Илья. – Значит, и говорить не о чем.
– Нет, ну какой обидчивый, – сказал Артём и легонько щёлкнул Илью по носу. – Не по чину такие походы. – Князь уличский ещё раз попытался щёлкнуть Илью, но на этот раз тот успел увернуться. – Но мы ж тебя знаем: ты ж тогда сам-один за цепью своей десятипудовой отправишься.
Илья обиженно молчал.
– Он такой, Илюха, – подхватил Богуслав. – Ему, если ворогов меньше десятка, и меч доставать зазорно.
