древних, давно исчезнувших с планеты зверей вернулись и собрались здесь, в подземелье. Другой Волк, другой Лис, другой Филин, другой Медведь, ничего общего не имевшие с теми, что бегали и летали в лесах. Человеческие глаза блестели в прорезях, как зрачки.
Даниил включил планшет и поставил его на каменную полку. Массивная фигура Мамочки повисла в черном пространстве экрана, выйдя из пустоты. Серебристый огрызок яблока на кромке планшета сиял у нее над головой, как причудливая корона.
– Нужно решить, кто будет шаманом.
– Я грибы есть не буду.
– А я бы съел!
– А это что значит?
– Должен быть кто-то один, кто будет передавать просьбы от всех, – объяснил Даниил. – Как бы представитель. Нужно будет повторять Мамочке все, что мы скажем.
– Давай я, – сказал Рома.
– Тогда держи, – Даниил протянул Роме листок бумаги. – Я тут текст доработал немного, но главное осталось без изменений.
Все сели на свои места: Рома и Даниил по обе стороны от Мамочки, Женя и Макс – ближе к лестнице.
– Готовы? Начинаем.
Сердце билось в груди так, что казалось – стук идет откуда-то снизу, снаружи, извне.
Рома взял листок и громко начал читать:
– Мы пришли к тебе, благодатная Мать, поклониться смиренно и славу воздать! Я, Волк!
– Я, Лис!
– Я, Филин!
– Я, Медведь!
– Прими славословие и песнопения в честь твоего от сна пробуждения!
– Филин, Медведь, начинайте, – шепнул Лис.
Раздались низкие, ухающие звуки и гулкие, ритмичные шлепки.
– Теперь главная песня, – подсказал Лис.
Волк кивнул и начал:
– Слава тебе, о великая Мать!
– Дай нам тебя за жопу обнять!
Теперь никто не смеялся. Древние звери не умеют смеяться.
– К сиськам твоим дружно мы припадем…
– Желаний любых исполнения ждем!
– А сейчас время жертвы…
Филин расстегнул сумку, вынул оттуда что-то белое, продолговатое и осторожно положил на камень.
– Бля, – сказал Медведь.
– Зашибись, – недовольно прорычал Волк.
На камне, ярко освещенном лампой, как актриса на сцене, лежала голая кукла с длинными черными волосами, огромными накрашенными глазами, выпяченными губами и торчащими грудями без сосков. Длинные тонкие руки и ноги куклы были аккуратно связаны тонкими веревками.
– Вообще-то, в жертву нужно приносить что-то ценное, – заметил Лис.
– Это ценное, – заверил Филин. – Очень, очень ценное!
…Так оно и было. Куклу эту он стащил у сестры года два назад: она и не искала особо, выйдя из возраста, когда девочкам интересны куклы. Он немедленно раздел ее и стал играть: кукла была его пленницей, рабыней, с которой можно было делать все что пожелаешь, а она только умоляла о пощаде и обещала быть покорной. Пленница содержалась в тайнике под нижним ящиком письменного стола, а когда мать и сестра уходили из дома, извлекалась из своего заточения для развлечения господина: в грудь и между ног ей втыкались длинные канцелярские кнопки, по круглой заднице хлестала плеть из переплетенной проволоки, а еще ее можно было вешать, топить, а после всего этого кончать на лицо, заливая густым и белым распахнутые глаза, грудь и пухлые губы.
