Правда, последнее время кукла редко покидала тюрьму под столом: у хозяина появились другие игрушки, но все равно – она была ценной. И похожей на человека.
– Ладно, делаем, – решил Волк и продолжил читать нараспев.
– Щедрую жертву от нас ты прими!
– Будем тебе мы вечно верны!
– Гимн тебе этот сейчас допоем…
– Голову жертве тотчас разобьем!
Медведь встал и передал Волку молот для первого удара. Тот с натугой поднял тяжелую кувалду и с размаху опустил на пластиковую голову куклы.
– Черт!
Пластик спружинил, и молот откинуло назад так, что железо врезалось в камень стены.
– Филин, твою мать!..
– Спокойнее! Просто не так сильно, дай я…
Лис вцепился тонкими лапами в массивную деревянную рукоять, приподнял молот и опустил его вниз, стараясь плотно прижать. На этот раз получилось удачнее: голова сплющилась, волосы расползлись по алтарю, как щупальца раздавленной медузы.
– Давай, Филин! Покажи класс!
После третьего удара пластик треснул, так что глаза жертвы уставились вверх и вниз, а лицо стало похоже на египетский рисунок. Медведь ухнул и с грохотом вдарил по жертвеннику – брызнула каменная крошка, а пластиковая голова оторвалась от тела.
Все тяжело дышали.
– Все. Теперь желания. В том же порядке, как и прошлый раз.
– Лис, начинай, ты первый.
Тот замялся.
– Ну? Ты что?
Глубокий вздох.
– Хочу, чтобы Лиля Скворцова обратила на меня внимание!
Филин хрюкнул под маской.
– Ну и желание! Хоть бы за сиськи потрогать загадал!
– Нет. Не за сиськи. Я хочу, чтобы Лиля Скворцова обратила на меня внимание.
…На самом деле Даниил хотел, разумеется, пощупать выдающуюся грудь Лили. Да и не только грудь, если уж на то пошло. Но ему представлялось, что это не главное, что это должно быть следствием чего-то другого, более важного. Например, ее восхищения. Или, как это называется в старых романах, благосклонности. Если и можно было загадать Мамочке желание более невероятное, то Лис его не знал. Уже почти год каждый вечер он заходил на страницу Лили в социальной сети, чтобы нажать на значок «сердечко» под каждой фотографией, с тоской понимая, что он двадцать четвертый… тридцать пятый… восемнадцатый… а в случае с изображением Лили, выходящей из бассейна в крошечном красном купальнике, который как будто растворялся на ее блестящей от воды груди и покатых бедрах, – так и вовсе девяносто второй. Он ставил «лайк» под каждой ее записью на стене, понимая, что это глупо, но все-таки ждал, что однажды она подойдет к нему на перемене и скажет: «О, это ты тот парень, которому понравились стихи у меня на стене? Как мило, спасибо!» Он вешал свою куртку рядом с ее пальто в школьном гардеробе, ждал, когда у нее закончатся уроки, следил, чтобы войти вместе с ней в раздевалку и там, между плотных мягких рядов висящей одежды, пройти совсем рядом, даже иногда чуть касаясь, и втянуть ноздрями ее сладкий, томный, тревожащий аромат, похожий на смесь молока и меда. Лиля смотрела на него, улыбалась, говорила: «Проходи, мальчик», и он протискивался мимо нее, а великолепная грудь маячила на уровне его очков, потому что Лиля Скворцова была на три года старше и на голову выше. Иногда Даниил представлял себе, очень живо, как она однажды придвинется ближе, навалившись мягкой тяжестью, и прошепчет что-то, и прижмется плотнее… но потом чувствовал такое сильное возбуждение, что ему становилось стыдно за эти мысли, и он снова открывал ее страницу и бесконечно кликал мышкой. «О, так это тебе понравилась моя фотография?..»
– Как скажешь.
Волк простер руки к Мамочке, парящей в потусторонней пустоте, и произнес:
– Пусть на Лиса обратит внимание Лиля Скворцова!
«Ну, и за сиськи тоже можно», – подумал Лис неожиданно для себя и услышал: «Да, молодец!»
