яйца да ради петушиных боев. Молодежь называла этот праздник – «кочеты», устраивая веселые гулянья. Парни рядились в цветные шапки с подобием петушиного гребня, девки снимали какую-нибудь корчму иль, на худой конец, баньку – устраивали там посиделки, приглашали парней…
Все это, вспоминая свою юность, бегло рассказал Михутря, и Арцыбашев, выслушав его, едва не крикнул «йес!». Кузьминки – это как раз было то, что надо.
– Слышь, друже Галимча! А где тут можно косметику купить недорого? Ну, в смысле белила-румяна-сурьму?
Гуляние началось уже с утра: со всего города, с пригородных деревень, с посадов, народ стягивался за Москву-реку, к церкви Козьмы и Демьяна. Во всех храмах рвали небо колокольным звоном, гулкий благовест плыл над столицей, растекаясь по ближним лесам и торговым трактам. Везде варили пиво, ели курей да судачили о том, какая будет зима. По приметам, ежели на Козьмодемьяна листья еще остались на дереве, не облетели до конца, то зима будет морозною. Если же на кузьминки шел снег – жди весной разлива.
Нынче с погодою повезло. Снега не было, стоял небольшой морозец, и ласковое солнышко весело сверкало в глаза, отражаясь в церковных маковках и золоченых крестах. Ходили, скапливались группками молодые девчонки и парни, сговаривались на «скупщину». Люди постарше заходили на постоялые дворы и в корчмы, да и в царев кабак не зазорно было заглянуть, выпить за-ради праздника водки.
На Черторые, в Алексеевском храме, тоже толпился народ. В массе своей все местные – с Чертолья. Встречая знакомых, степенно раскланивались, заходили в церковь, а потом пили прямо на улице пиво, разливаемое из больших дубовых бочек. Охранявшие узницу стрельцы в этом смысле не отставали от остальных – тоже опрокидывали кружку за кружкой, даже караульным – и тем подносили. Да и что говорить – служба-то нынче не бей лежачего! Ну, кому надо Алексеевскую обитель штурмом брать, освобождать узницу? Чай, сумасшедших нет. И стены крепки, и опальная царева племянница, честно сказать, никому не нужна особо. За родителей ее, Старицких, кто заступался? Никто. Вот и за княжну – так же.
И все же пост у ворот женской обители не снимали. Хоть и пили стрельцы пиво, а за всеми приглядывали, и сабли держали вострыми, а порох – сухим. Появись какой супостат, тут же его и повязали бы!
Не зря стояли стрельцы! Ближе к обеду супостаты как раз и появились. Мелкие ребятишки, отроки. На церковь Алексеевскую перекрестились да бесстыдные песни запели, забегали, толкаясь:
– Кузьминки – по осени поминки!
– Закует Кузьма-Демьян – до весны не расковать!
– Кузьма-Демьян кует лед, кует дед!
Один из стрельцов притворно схватился за саблю:
– Цыть, огольцы! Чай, обитель здеся, а вы, как черти, скачете.
– Дак праздник! – сверкнул черным глазом один из парней – цыганенок. – На Черторые пиво даром разливают. Дяденьки, может, вам принесть?
Стрельцы переглянулись и крякнули:
– Ну, неси, коли даром.
– Там еще петушиный бой!
– Хорошо вам!
И дармового пива попили караульщики, и даже взглянули на петушиный бой, правда – одним глазком, по очереди, да и то – за счастье. Все отроки эти… молодцы!
– А че ж вы, парни, без девок-то? Али малы?
– Мы-то малы? Да щас! А девкам нашим полно чужое пиво варити, пора свое затевати… Да вон они как раз идут!
Откуда объявились девки, стрельцы не видели. Просто возникли вдруг, скорей всего – из Алексеевскою храма и вышли. Нарядные, в узорных платках, а уж красивые – не оторвать и глаз: лица белилами набелены, щеки румянами нарумянены, сурьмой насурьмены брови. С парнями за руки взялись да ну хороводы водить, смеяться… Пиво тоже выпили, пригубили… Хорошие девки. Заводные, веселые!
Король с Михутрею ждали их здесь же, на Черторые. Увидев Машу, Магнус еле-еле узнал ее – под толстым слоем белил, под румянами, а узнав, обнял, прижал к себе, крепко поцеловал в губы.
– Эх, Маша, Маша… Марьюшка.
– Я знала, что ты за мной придешь, – улыбнулась княжна… законная королева Ливонии, имеющая все права и на российский престол. И на литовский, кстати, тоже. Кровь литовских великих князей – Гедеминовичей – в роду Рюриковичей тоже имелась в