достатке. Роднились, чего уж.
– Рад, госпожа! – галантно поклонившись княжне, Михутря торопливо оглянулся. – Нам бы поскорей надо.
– Надо так надо, – согласно кивнула Марья и, на ходу скосив глаза, спросила у мужа: – Это кто с тобой?
– А-а-а-а! – Арцыбашев не выдержал, рассмеялся. – Это мой лучший друг, русский и голландский дворянин Михаил из Утрехта, сокращенно – Михутря. Оказал мне неоценимую помощь и вообще… Я, кстати, обещал ему землицы.
– Обещал – дадим. Я так понимаю, баронов-предателей у нас с тобой в избытке. Их угодья и отберем. Конфискуем. Как когда-то Лютер – у церкви.
– Да-да, – углядев в королеве весьма неглупую собеседницу, обрадованно поддакнул разбойный капитан. – По-немецки – «конфискация», а по-латыни… по-латыни…
– Секуляризация, – улыбнулась Маша, обходя широкую лужу, покрытую тонким, уже побитым лошадиными копытами льдом. – Нам куда сейчас?
– Покуда все вдоль Москвы-реки. А там видно будет, – Арцыбашев задумался. – К тебе, Машенька, в какое время обычно заглядывали?
– С утра один раз. И один раз – аккурат перед вечерней.
– Ага, – Магнус радостно потер руки. – Значит, полдня у нас еще есть. До начала погони. Эх, скорей бы, скорей бы… В леса! Там затеряемся, спрячемся. Главное, вовремя свернуть с тракта.
Тянувшиеся со всех сторон высокие глухие заборы постепенно становились все ниже, неприступные частоколы сменялись обычными изгородями, хоромы – курными избенками. Пахло дымом, свежим навозом и гнусным аммиачным запахом свежих дубленых кож. Убогие избенки попадались все реже, все чаще встречались пустоши, какие-то непроходимые заросли, рощи. А потом среди чащи вдруг – оп! – снова заборы, снова хоромы – снова город, нескончаемая Москва. Разрослась после пожара, растянулась и продолжала растягиваться, словно голодный ненасытный удав.
– После пожара избы в верхних землях рубили, – со знанием дела пояснил Михутря. – Сплавляли по рекам целыми срубами, тут же и продавали недорого. Вот и отстроились быстро, и пожара – как и не было. Так Галимча-татарин рассказывал.
Княжна вскинула очи:
– Галимча?
– Тоже наш друг, – пояснил Магнус. – Как и все отроци… и дева.
– Этой деве я сильно обязана, – повернув голову, Маша покровительственно улыбнулась Графене. – Ты ей тоже что-то обещал?
– Этой? Да как-то еще толком не думал, – честно признался король.
– Подумаем, – недавняя узница решала все будущие проблемы на ходу, как и положено истинной королеве. – Она дворянка?
– Насколько я знаю, нет.
– Дворянство дадим. И мужа. Отроци тоже беглые?
– Угу…
– Тогда и их тоже – с собой. Останутся здесь – сгинут. А так, как говорят немцы, хоть какой-то шанс, надежда на удачу.
Беглецы прошагали уже версты три, притомились и шарили глазами по сторонам – где бы передохнуть? Меж заборами вдруг показался широкий проезд, длинная приземистая изба, какие-то амбары и стоявшие у коновязи лошади, запряженные в сани.
– Постоялый двор, – Михутря замедлил шаг и внимательно осмотрел округу. – Сани. И лошадки добрые. Может…
– Может! – взглянув на уставшую женушку, дал добро король.
Пару лошадок и сани увели со двора походя, как так и надо. Просто Михутря с Федькой заглянули в трапезную, прикупили с собой пирогов, да сразу же вышли, отвязали лошадей и уселись по-хозяйски в сани.
– Н-но, милаи!!! Н-но!
Копошившиеся во дворе служки лишь пожелали доброго пути.
– Скоро в погоню кинутся, – приняв на борт всех, бравый капитан хлестнул лошадок, и те спокойно побежали по тракту. – Дело времени.
Король тут же предложил на первом же повороте свернуть в лес, а там проехать, сколько возможно, да бросить сани.
Так и сделали. Свернули на зимник да проехали по лесной дорожке еще верст пять или даже все восемь, а там зимник сузился до такой степени, что только всаднику об един конь и проехать, а лучше – пешком.
– Ну, стало быть – приехали, господа. Вылезай.
