За дверью что-то грохнулось об пол – отдалось в затылок. Кто-то выматерился громко, толкнул запертую дверь.
Он всё-таки принял звонок на её телефоне. В конце концов, следовало сообщить хоть кому-то, что произошло.
На экране задорно улыбался баран в хаотичных буклях.
– Лэррингтон, – рявкнул зло в её трубку.
– Какого!..
– В Центральный госпиталь! Сейчас. Оба – ты и тощий! Скажешь, что со мной.
Швырнул телефон рядом, не глядя, куда попал. Если мог бы, разбил бы об стену. Не может. Тот нужен для связи с её родными.
Ни одной внятной мысли в голове. Какие уж тут мысли… Эли сориентировалась мгновенно – вызвала медиков и организовала транспортировку. Молодец. Без неё могли бы и не успеть. Но как? Как такое вообще возможно?
Рэй молчал. Просто стоял и молчал, когда он, стиснув до хруста зубы, зажимал края раны руками в те бесконечные десять минут. Звал её, а она не откликалась. Тогда он страха ещё не чувствовал. Пока его не оторвали от неё, пока неподвижную, в разрезанном, насквозь пропитанном её собственной кровью платье, не забрали врачи.
В бою ты готов отпустить, равно как и бороться до последнего вдоха, а отпустив, идешь и дерёшься опять. А здесь? Что он мог сделать здесь? Хуже этой оцепенелой беспомощности ничего не бывает.
Рэй лично проследил, чтобы лишних вопросов не возникало. Их и не могло быть. Свидетелей невероятного – чересчур. Но это уже его, Рэя, проблема. И пусть только попробует кого-нибудь упустить. Хоть лично пусть память каждому подтирает, но следить за утечками теперь сам будет. Хотя с него станется, может решить проблему радикально. Иначе.
О чём ты думал, Грэм?! Когда рассказал ему? О чём думал ты, идиот и настоящая мразь?
О своём спокойствии и удобстве ты думал…
Герцог Дакейти выдохнул в ладони, подвернул ослабший окровавленный рукав ещё днём бывшей белой рубашки и прикрыл на мгновенье глаза. Это всё было настолько невероятным, что вызывало бы смех, если бы не умирающая на его руках женщина. Женщина, которую он, без оглядки, уже назвал своей.
Какая же ты всё-таки дрянь, Грэм…
«Леди Сневерг, вы окажете мне честь…» Дрэк. Внеплановый и беспощадный…
– Четыре часа уже. Четыре, – не заметил, как сказал вслух. И вздрогнул от собственного незнакомого голоса. Густая, тревожная тишина и едкий запах лекарств. И вечная спутница боя, такая азартная там, на войне, здесь она – вальяжный, скучающий завсегдатай.
Подошёл к окну. Открыл, выставил тяжёлую голову в холодную апрельскую ночь, желая очиститься, хотя бы воздухом от ненужных мыслей отмыться. А там – морозные звёзды. Твоя любимая аномалия, Карри. Перепад в тридцать градусов. Держись, девочка, только держись…
– Дрэк, – прошептал снова, меряя шагами маленький холл перед операционной.
Двойные двери распахнулись, из коридора синхронно ступили её красавцы. Так же синхронно встали.
Военный советник главы Союзных Земель, не меняя темпа, сменил траекторию, приблизился к бывшему раненому, рванул футболку вверх. Тот дёрнулся, и командор жёстко удержал его за руку на месте. Как новенький. Ни царапины. В чём и требовалось убедиться.
– Что вы…
Грэм грубо толкнул мальчишку назад.
– Что с Карри? – Баран в кудрявых опилках гневается.
Ярость разворачивалась в нём в ответ постепенно. Лэррингтон видел, как она плавно захлёстывает его слепящей, обжигающей волной, и он ни за что не смог бы вспомнить тот момент, когда оба парня оказались прижаты за горло к стене. Убивать. Сейчас он хотел только убивать.
Тот, что поменьше, недавний раненый, дрыгал ногами, пытаясь разжать ладонь, и что-то шипел. Баран выворачивал его руку молча, стараясь дотянуться до парализующих точек на шее. Раздавить. До треска костей. Приложить затылками о бетон. Чтобы наверняка. Ярость. Сияющая беспощадная злость. Беспощадная к нему.
– Лэрр… рин… г… тон… – прохрипел кто-то из них. И он отпустил. Отпустил и с хрустом впечатал кулак в лицо сначала одному, а следом сразу другому. Белобрысый даже почти увернулся. Сначала. А дальше всё слилось и рвануло лавиной рефлексов, забило тупую, лишающую разума боль, открыло сдерживаемому гневу дверцу наружу. Он бил себя. Себя. Ими. Как давно того хотел.
