только по цвету дара, но и по потемкам в душе. Вроде бы забитый паренек, а через минуту – зубастый хищник. Может, я поторопилась с выводами о сыновьей любви, и Норжину нужно от Элизы нечто конкретное, материальное?
– У вас дар, вы услышите матушку, если она приходила туда.
Значит, Норжин знает. Быстро же распространяются слухи! Я попыталась отшутиться – юноша настаивал. Сначала мягко, потом тверже. Пришлось рассказать о визите Элизы в поместье и ее словах.
– Жива! – с облегчением выдохнул Норжин и, не прощаясь, вылетел из комнаты.
Сдается мне, в доме Свейнов скоро разразится очередной скандал. Вот тебе и семейное благополучие! Мальчик, несомненно, любил мать и ради ее спасения пойдет на многое. Поэтому и стремился увидеть – правильно я поняла, речь идет не о простом прощании. Но ничто не мешало матери и сыну сделать потом гадость отцу. Я бы на их месте, родись темной, объединилась бы против Геральта. Надеюсь, юноша не сглупит, не поддастся уговорам Элизы. Не хотелось бы, чтобы Геральт лишился сына.
Вчерашний допрос не давал покоя, и я поскреблась в кабинет Геральта. Тот раздраженно буркнул: «Занят!» – но потом раздумал, впустил. Любимый сидел за столом и усердно строчил, именно строчил, а не писал письма. Бумага едва не рвалась под металлическим пером – привычными мне гусиными темные не пользовались.
– Ты что-то хотела? – Геральт постарался впустить в голос тепло. Получилось плохо, наигранно.
– Да так… – Я подошла к столу и оперлась на него ладонями. – Почему ты так строг с сыном?
– Норжин слишком много себе позволяет. – Геральт отложил истерзанные листы и откинулся на спинку кресла. – Он не мужчина, а смеет говорить на равных.
– Ему пятнадцать, и ты хотел выдать меня за него замуж, – напомнила я и окинула взглядом стены кабинета.
Строгость и еще раз строгость. Гравюры с живописными замками в рамах, диплом мага, странный щербатый кинжал под стеклом. Мебель – дубовая, обтянутая коричневой кожей, с простым растительным орнаментом по ножкам. Стол – о да, за таким можно обсуждать план военной кампании! Он раскладывался, занимая большую часть комнаты, в обыденной жизни Геральт пользовался только половиной. Ковров нет, вместо них – наборный паркет. Занавески в тон мебели, только теплого оттенка. Из окна видны двор и подъездная аллея. Разумно: хозяин должен заранее знать, кто к нему пожаловал.
Геральт нахмурился и отвернулся, постукивая по столу пером.
– Оставим прошлое прошлому, – глухо ответил навсей. – Тогда все было иначе. Меня больше интересовала сила, Элиза еще считалась моей женой.
– А теперь? – уцепилась я за его слова. Надежда расправила крылья. Не думай, не думай, Дария, еще слишком рано! – Ты развелся?
– Овдовел, – припечатал Геральт, продолжая терзать перо. – Впору бы надеть траур, – он помолчал, – но не хочу. Она предательница, убийца.
Элиза мертва? Ноги меня не держали, пришлось сесть на стул для посетителей. Пусть я не питала любви к Элизе Свейн, однако полагала, ее станут судить, а не банально убьют. Но откуда Геральту известно о смерти супруги? Или он выразился фигурально?
Оказалось, Элизу Свейн, графиню Местрийскую, спалили пламенем дракона при попытке пересечь границу. Вот так страшно закончилась жизнь Знающей. Геральт бесстрастно сообщил подробности: как ищейки вышли на след, как Соланж Альдейн организовывал травлю, как лично отдал приказ, а после собрал пепел в урну.
Взгляд метнулся на каминную полку: там стоял сосуд странной формы. Элиза.
– Все верно, – кивнул Геральт и наконец повернулся ко мне. На лбу залегла глубокая морщинка. То ли от переживаний, то ли от тяжелых мыслей. – По закону обязаны отдать родственникам. Отца Элизы, как ты знаешь, давно нет в живых, мать же… Приедет, наверное, забирать. С удовольствием отдам!
Я поспешила отвернуться. Но урна с простым фиолетовым ободком по горлышку сверлила спину несуществующим взглядом. Может, в ней притаилась душа Элизы? О, тогда придется туго: покойная графиня меня ненавидела. Я, увы, медиум, духам так легко свести меня с ума.
– Не грусти, все кончено, – устало пробормотал Геральт и потер глаза.
– А Талия?
– Схвачена, брошена в клетку. Элиза легко отделалась, сестричке теперь отвечать за преступления обеих, – злорадно добавил любимый. – Уж я постараюсь, чтобы смерть Талии наступила как можно позже. Обвинений хватает.
Я не разделяла торжества Геральта. По мне, милосерднее сразу убить человека, а не уподобляться зверю и терзать врага. И уж вовсе не понятно, как можно радоваться чужим мукам. Разумеется, я не стала корить Геральта. Он темный, для них подобное
