Проспала она, впрочем, недолго – мешал страх. По сходной цене купила у хозяина конскую упряжь, мешок, веревку и немного продуктов и поспешила покинуть деревню – не стоит дразнить врагов, беспечно разгуливая у них под носом.
Как ни хотелось Эллине быстрее покинуть опасные места, приходилось сдерживать бег Звездочки и делать частые остановки: последствия ночной скачки давали о себе знать. Гоэта мужественно терпела, успокаивая себя тем, что если болит, значит живая. А живой быть очень хотелось.
Больше всего гоэта боялась темноты, понимая, что именно тогда наиболее уязвима для твари Гланера, той, что «выпивала» людей. Вряд ли это делал сам метаморф, слова Доновера лишь подкрепляли ее догадки.
Оставалось узнать, какую природу имеет желтое марево, накрывавшее место преступления. Оно призвано усыпить жертву, это понятно, но кем оно вызывается: созданием или создателем?
Вечер принес горькое разочарование: не имея под рукой карты, Эллина ошиблась с выбранным направлением, выехала не на ту дорогу. Она вела вовсе не на запад, а на северо-запад, по широкой дуге опоясывая окрестности Трии.
Гоэта готова была в который раз расплакаться: весь день впустую, она, как зачарованная, бродит вокруг одного места. Но раскисать себе не позволила, подробно расспросив на ближайшем постоялом дворе о том, как выбраться на нужный тракт.
Взглянув на садящееся солнце, задумалась, стоит ли уезжать в ночь. В чистом поле ночевать куда страшнее, чем под крышей: там, помимо «друзей», поджидают любители ножей и кошельков, да и дикие звери с нечистью не дремлют.
Эллина сняла комнату, поставила лошадь в стойло и отправилась за околицу чертить Большой круг.
Как к ней отнесутся духи, выполнят ли просьбу и что потребуют взамен?
Отойдя подальше от деревни и убедившись, что ее никто не видит, гоэта привычно очертила себя двумя линиями – сплошной и волнистой, на всякий случай изобразила на земле подобие розы ветров и, расстегнув пальто, вытащила накопитель.
После несложных манипуляций, расписавших руки цветами, Эллина почувствовала, что готова произнести призывное заклинание.
Страшно было покидать пределы одного измерения и погружаться в другое, но обстоятельства не оставили выбора. Только духи могли знать, с какой стороны ожидать опасности.
Обитатели иного пространства не заставили себя ждать, заклубились вокруг. Они были иными, нежели в Рамите, многие, судя по сгусткам черноты, умерли не так уж давно.
– Надо же, магичка! – самый смелый из духов подплыл, проверяя на прочность защитные линии кругов. – Слабая магичка. И чего же ты хочешь, никчемная?
– Помощи.
– С какой стати нам помогать тебе? – духи злорадствовали, упиваясь ее положением. Они отыгрывались на гоэтах за магов, которые не просили, а требовали.
– Ваш закон: помощь за желание.
– И чего же ты просишь?
– Предупредить, если поблизости появится…
– Оно уже здесь! – в ужасе зашипели духи и кинулись врассыпную.
Эллина мгновенно вынырнула в реальный мир, пытаясь понять, что же так перепугало бестелесных созданий.
Небывалая тишина разлилась вокруг, подозрительная тишина, заставившая ее со всех ног броситься прочь, к деревне.
Она уже чувствовала вязкую тягучую субстанцию, наполнявшую воздух, ощущала неясные волны и всплески, но теперь знала, что промедление смерти подобно.
Эллину не интересовала текстура, частички светящегося вещества, она даже не пыталась заглянуть в тепловую карту нематериального мира, понимая, что увидит лишь оранжевый цвет.
Кожа заискрилась приглушенным мерцанием, баюкая, усыпляя.
Движения становились медленнее, а что-то внутри настойчиво убеждало, что не следует торопиться, лучше встать и отдаться во власть сладостной истоме. Но гоэта понимала, что поддаваться мороку нельзя, нельзя допустить его власти над собой.
Сжав рукой накопитель и высосав из него всю энергию без остатка, Эллина принялась строить защиту. По памяти, сбиваясь, торопясь, отчаянно сопротивляясь пока остававшемуся в тени убийце.
У ее ног возникли три круга-оберега; пространство внутри них было испещрено рунами. Не веря в их силу, гоэта отчаянно молилась и заклинала всех подлунных существ помочь ей, отвлечь неведомую тварь.
Тело постепенно наливалось дремотой, а сердце бешено стучало, будто предвкушая радостное событие. Эллина практически не контролировала себя, только разум, раненой птицей бившийся в оковах подчинившейся чужой воле оболочки.
