достичь тролля вовремя, но боров вдруг вонзил передние копыта в грязь и с силой взбрыкнул, запуская дворфа со спины — и дворф не выглядел удивленным, нисколечко.
На самом деле, он казался скорее разъяренным, когда пролетел по дуге вперед, обеими руками сжимая мощные цепы, и поднимая их над головой. Он закрутил их между собой, так что они казались одним двухголовым оружием. Он опустился вниз, а за ним и его оружие ударило по плечу и спине тролля, отбросив того обратно на острый осколок сухого дерева.
Тролль обезумел, махая когтями, щелкая зубами и плюясь зеленой желчью. Одним взмахом руки он зацепил дворфа за щеку и прорезал глубокую рану сквозь его бороду, окрасив ее красной кровью.
Но дворф оказался столь же бесстрашным, как и его враг — он не вздрогнул и не уклонился.
Он просто пел рифмовки и неустанно бил. Моргенштерны снова разделились на два оружия, круша кости тролля и разрывая его шкуру. Одной рукой тролль сразу же перестал размахивать — она безвольно повисла, но, все-таки троллю удалось выкарабкаться и выпрямиться во весь свой десятифутовой рост и нависнуть над дворфом.
Но перед дворфом выскочил его боевой боров и, прыгнув прямо на грудь тролля, повалил его обратно на землю. Оставшейся здоровой рукой тролль отбросил бодающегося и кусающегося зверя в сторону, но когда попытался встать, появился дворф, спрыгивая со сломанного ствола дерева.
Дворф падал вниз.
Вниз падали моргенштерны.
— Бха-ха-ха! — прокричал он, и ответ ему был резкий и громкий, как будто раскололось напополам большое дерево.
Череп тролля разбился вдребезги, голова рассыпалась, но он продолжал крутиться и бить, как ни в чем не бывало. Тролли не умирают, так как большинство существ. Даже если бы тролль был разрублен на десяток частей и разбросан, то они извиваясь сползлись бы вместе. И если они не могли повторно соединиться, то каждый кусок превращался в нового тролля, настолько сильный был у троллей процесс регенерации!
Даже отсеченная рука тролля могла продолжать бороться. Она не могла видеть, но могла хватать и прятаться.
И так, тролль бил и сражался, и сильные руки дворфа поднимались неоднократно, опуская тяжелые моргенштерны вниз с карающей силой. И дворф смеялся, поскольку он знал секрет.
Тролля было трудно убить, это так, он мог вырасти снова и восстановиться быстрее, чем любое живое существо — если только его раны не были обожжены огнем.
А у этого дворфа был боевой боров, адский боров с красной кожей, и огонь его копыт не был иллюзией, но истинным, обжигающим пламенем.
Волшебный боров подскочил и начал свою работу, метаясь вокруг упавшего тролля, выпуская огонь, который кусал плоть тролля, кипятил его кровь и убивал живые частички, которые просто так бы не умерли.
Долгое время дворф избивал упавшее существо, сокрушая и растаптывая каждый дергающийся кусок. Потом он отстранился, полюбовался своей работой и позвал адского борова, чтобы подняться на монстра и сделать несколько огненных прыжков.
Огонь вырвался из дымящихся копыт и тролль не сразу, но занялся, и скоро боров отпрыгнул подальше, а монстр остался лежать, горящий, неподвижный, разбитый.
— Вот теперь пойдем, Фырк, — позвал дворф своего любимца. — Я уже вижу огни города: нам не долго осталось ехать.
Поднявшись на волшебного скакуна, Атрогейт пробормотал больше, чем несколько проклятий на Джарлакса за то, что тот отправил его в эту глушь.
— Тролли, тролли, — пробормотал он, в последний раз оглянувшись назад на череду курящихся трольих трупов, которых он оставил вдоль своего следа на пути через северную оконечность Эвермура, места, также известного, и не без оснований, как Трольмор.
— Здесь мы должны расстаться, — сказал Джарлакс у основания длинного подъема. Впереди правее, далеко на юге, вырисовывалась высокая холодная стена Ледника Белого Червя и далеко на вершине самой высокой скалы, куда уходила тропа, трио
