человскими девушками, одна из которых и помогла концу скрасить обратную прогулку до «Мариотта».
И именно их романтическое свидание в сквере Оперного театра положило начало цепочке удивительных событий, которую склонный к фатализму Пифуций объяснял подарком от самого Спящего – с целью разогнать его депрессию и вернуть вкус к жизни.
Сначала – голем.
Неожиданное появление боевой куклы едва не испортило концу свидание. Тем не менее он сумел довести дело до логического завершения, отправил подругу прочь, а сам пустился в погоню за големом, увидел его возвращающимся, затем – исчезающим, принялся выяснять, как именно кукла скрылась, увлекся и попал в полицию.
Визит в которую стал забавным дополнением к таинственным событиям. Находясь в участке, Пифуций вовсю наслаждался новыми ощущениями, специально не звонил своему дорогостоящему адвокату и искренне огорчился, когда Колпаков распорядился его освободить. Подумывал даже устроить драку и дебош, но вспомнил о големе и решил «откинуться» ради более перспективного приключения.
Затем он поругался с шасом, а потом – договорился с шасом, потому что Роксана его все равно отвергла, и теперь нужно было сделать так, чтобы они с Хамзи не путались под ногами, мешая его тоске разгоняться.
Расставшись с Дамиром, Пифуций поднялся к себе, принял душ, переоделся, спустился в ресторан, плотно поел, накинул на себя морок, чтобы не примелькаться, и направился к Оперному театру, здраво рассудив, что продолжение таинственной истории следует ждать именно там.
И не ошибся: примерно через полтора часа после начала «патрулирования» под ноги концу буквально из воздуха прикатился молоденький чел с безумным взглядом…
– Вы позволите?
– Что? – удивился Максим.
– Вы позволите к вам присоединиться? – поинтересовалась девушка, в которой Воронов с изумлением узнал молодую мамашу, под ноги которой он вылетел из потайной двери.
Позади мамаши стояла ярко-красная коляска с ребенком, а говорила девушка почему-то приятным мужским баритоном.
– Присоединиться ко мне?
Мамаша посмотрела на себя, коротко ругнулась, без разрешения присела за столик и сообщила:
– Ты так бежал, что я обо всем забыл.
– Что?
– Ну, что ты заладил: что да что? – Мамаша огляделась, убедилась, что никто на них не смотрит – других посетителей не было, а официантка, она же – барменша, – отлучилась в подсобку, что-то прошептала себе под нос и обратилась…
– Что?! – завопил Воронов, вскакивая на ноги.
– Ты еще скажи «изыди!» – хихикнул невысокий, полный и абсолютно лысый мужчина, в которого на глазах Максима обратилась «мамаша». – Никогда не видел, как морок снимают?
– С кого?
– Ты идиот?
– Что?
Мужчина подпер голову кулаком и задумчиво уставился на молодого человека. В глазах его отчетливо читалась вселенская грусть. А на манжете поблескивала запонка с настоящим, судя по всему, бриллиантом. Пальцы обеих рук украшали перстни с крупными камнями, а часы на левом запястье стоили, наверное, на порядок дороже прадедова «Брегета».
– Я… – Воронов понял, что перед ним – колдун, и медленно вернулся за столик. – Я не идиот.
– Да, конечно.
Незнакомец был облачен в ярко-желтый пиджак, голубую, в крупный белый горох, сорочку, красные брюки и белые туфли. Если бы не груда золота на пальцах и шее, он бы походил на клоуна, забывшего переодеться после смены, но смеяться Максу не хотелось.
Наоборот, он испытывал желание оправдаться:
– Просто все случилось так неожиданно… Вы только что были молодой мамашей, и вдруг…
– Так же неожиданно, как возле театра.
– А что возле театра?
– Ты чуть с ног меня не сбил.
