И тогда я, не сказав никому ни слова, отправилась навестить родителей Саольского.
Они встретили меня настороженно и сначала вообще не хотели разговаривать. Но когда я объяснила, что я не из стражи и просто хочу помочь и заставить убийцу их сына понести заслуженное наказание, рыдающая мать впустила меня в дом и, уступив моим настойчивым вопросам, поведала, что, когда они только переехали в Эскалиол, Сайла, сестра Геррита, едва не погибла под копытами промчавшихся по улице всадников. И после этого их сына словно подменили. Он стал реже бывать дома, всегда был хмур и неразговорчив, а на все вопросы только злился. А в день, когда его арестовали, к ним пришел человек и сказал, что если стража узнает об этом случае и о перемене в характере Геррита, то он позаботится о том, чтобы второй раз девушка не выжила.
Как выглядел человек, она не смогла мне рассказать, но после этого разговора сомнений в вине Мефисто не осталось.
А сам Фель с казни Саольского неожиданно присмирел. Он больше не опускался до мелких гадостей, не пытался язвить и ставить на место при каждом удобном случае. Он просто проходил мимо нас с чувством абсолютного превосходства, и в его глазах читалась уверенность в собственной победе. Ему больше незачем было нас гонять и шпынять, потому что мы уже ничего не сможем ему сделать. Саольские не станут рисковать жизнью дочери, все остальные доказательства канули в небытие, а стража прекратила расследование.
Хорошего настроения не добавлял тот факт, что я безумно скучала по Ли. Замена сиру де Асти так и не была найдена, на мне по-прежнему висели все старшекурсники, оставляя катастрофически мало времени на какую бы то ни было личную жизнь. А при взгляде на пустующую парту и непривычно тихую и молчаливую демоницу, которую никто не дергал за волосы и не провоцировал на метание огненных шаров и возмущенный писк, хотелось выть волком.
Я утешала себя, что скоро выходной и мы проведем весь день вместе, но при мысли о том, что следом снова пойдет утомительная неделя без возможности вырваться, появлялось желание и впрямь осчастливить Мефисто тем самым заявлением на увольнение.
Стук в дверь вырвал меня из этих унылых размышлений. Я оторвалась от проверки самостоятельных, отложила перо и поднялась. Кто там может быть? Уж точно не Хельга, эта бы стучать не стала…
– Я пришел к тебе с ромашкой рассказать, что солнце село! – Ли Д’арк весело отбарабанил заранее заготовленную речь и протянул мне пяток слегка поникших одуванчиков.
– Это не ромашки, – только и смогла выдавить я от растерянности.
– Что нашел! А одуванчики не вписывались в ритм, не придирайся, – и он уверенно шагнул вперед, заставляя меня невольно посторониться, впуская его, и закрыл за собой дверь.
– Ли… как ты?.. – оцепенение проходило с трудом. Кажется, чрезмерная нагрузка на мозг из-за работы плохо сказывается на реакции.
– Я тебе потом все расскажу, – пообещал оборотень, притягивая меня к себе.
– Когда по…
Больше я уже ничего не успела сказать. А несколькими ударами сердца позже мне уже и не хотелось ничего говорить.
Мгновенно забытые всеми одуванчики посыпались на пол…
Следующая веска оказалась на диво познавательной. Например, мы выяснили, что комнаты преподавателей на удивление звуконепроницаемы, что стол выдерживает только меня, а вот кровать вполне справляется с двойной нагрузкой, но зато на ней катастрофически мало места. А потому сейчас мы умещались здесь с некоторым трудом.
Но я бы не променяла эти медленно тянущиеся мгновения в тесноте, в тишине, наполненной только едва различимым, уже успокоившимся дыханием, в такой давно желанной близости, ни на что на свете.
– Ты занял всю мою кровать, – лениво произнесла я, не открывая глаз и не шевелясь.
Его пальцы плавно скользили по коже вверх-вниз, ерошили спутанные волосы, и от этих прикосновений по телу запоздало разбегались мурашки. Я ежилась от щекотки и прижималась к Ли еще теснее.
– А ты заняла всего меня, но я же не жалуюсь, – и в голосе непривычно звучали мурлыкающие раскатистые нотки.
С этим сложно было спорить с учетом того, что большей частью я лежала действительно на нем, а не на кровати. Но я все-таки проворчала:
– Еще бы ты жаловался! Кстати, кто-то задолжал мне объяснение. Как ты умудрился пробраться в Академию?
– Пробраться? Фи, госпожа эо Ланна, какого дурного мнения вы о собственном студенте, – я легонько царапнула ногтями слабо вздымающийся живот, и оборотень тут же прекратил кривляться. – Да мы с Лессом решили попробовать извлечь хоть какую-то выгоду из всей этой крайне печальной ситуации, и на совете деканов он поднял вопрос о моем восстановлении в Академии.
– И Фель эту идею радостно поддержал? – я удивленно вскинула голову. – Не поверю.
