оптикой.
«Попался!» – ощерился Басмач. Хлопнул выстрел. Он не был уверен, что верно прицелился в снайпера, засевшего в башне диспетчеров. Скорее почувствовал. Как и сухой лязг, с которым винтовка упала с высоты на бетон взлетной полосы.
А преследователи, сократившиеся на трех человек, видимо поняли. Ни тебе веселых улюлюканий, ни свиста: дичь оказалась зубастой. Все как один залегли в грязь у края взлетной полосы. Басмач уже к тому времени пустился бежать, и пули лишь раскапывали землю там, где его уже не было.
Когда он, елозя в жидкой грязи и едва не падая, уже пробежал одинокий столб забора, за который велел бежать Назару, что-то ударило в спину. Левая рука сразу же онемела, и следом пришла боль.
Боль, резкая и тягучая, залила весь левый бок, сердце будто костлявой рукой сжало в груди. Не вдохнуть. Басмач не заметил, как оказался лежащим в луже, причем падения он не ощутил абсолютно, ведь только что бежал! Отсветы молнии выхватывали из темноты мутную лужицу и гальку – светло-серый камешек с белой точкой у самого края, не больше ногтя размером, торчащий из бугорка перед самым носом. Зрение то сужалось до этого пятнышка, то вновь расширялось. Грома, как и шуршания дождя, он больше не слышал, лишь тонкое комариное жужжание.
«Вот и смерть, отбегался», – подумалось Басмачу. А ведь он ее не так представлял. Совсем не так. Страха не было, скорее интерес: а что же за чертой? Но рано, чертовски рано! Ведь еще не сделал главного, не отомстил за смерть родни.
До слуха, как через вату, донесся гулкий перестук, и лицо обдало мутными брызгами. Басмач моргнул: в луже дульцем кверху лежала автоматная гильза. Из отверстия с красной каймой еще вился белесый дымок.
Басмач сопротивлялся надвигающейся темноте. Тьма то разлеталась роем черных мушек, то собиралась в кляксу. Дымящаяся гильза не давала покоя. Гильза – это неспроста!
Ухватить ускользающую мысль он так и не смог и провалился в темноту.
Говорят: если ты проснулся и ничего не болит, значит – ты умер. Басмач таким похвастать не мог, болело. Даже возникла мысль: неужели и там, за Чертой, кроме райских гурий – которые вроде, как и не светят, натворил уж больно много – есть все прелести вроде пульсирующей боли в ноге, и тянуще-острой в спине у левой лопатки?
Глаза обжег яркий свет. Все же помер? Но для вечного покоя, болевых ощущений – везде, где только можно – было как-то с избытком. Ярко-белая пелена райских кущ плавно развеялась, сменившись низким бетонным потолком, и трубами, змеящимися по нему. Стены, насколько хватало зрения, краснокирпичные, ни следа штукатурки. Лежа, больше рассмотреть не получалось. Источником яркого света служили бутылки с водой, торчавшие из потолка.
«В Аду перестановка, положили в подсобке?»
Встать сил не хватало, оставалось мрачно шутить. Вот только оценить некому. Где-то вне поля зрения, отчетливо скрипнула дверь. В комнате кто-то был, возможно, опасный. Но Басмач ощущал себя слабее младенца, руки словно ватные, а пальцы чужие толстые колбаски.
– Вижу, мои старания не пропали втуне, – перебивая мысли о руках и колбасе, в поле зрения появился… некто. С виду человек, старик. Чуть сгорбленный, в мешковатой одежде. Все внимание привлекали беспокойные руки. Старик все время потирал ладони, будто что-то мыл.
– Мне дважды приходилось запускать ваше сердце, – как-то радостно выпалил он. – Басмач, вы же не против?
Басмач против не был. Он в этот момент пытался рассмотреть стоящего перед ним незнакомца и не мог. Лицо будто ускользало от взгляда, на мгновение проявлялись глаза, нос, и вроде бородка, и тут же расплывалось кляксой… Стоп. Он знал его имя, вернее – прозвище.
– Спасибо… – просипел Басмач. Людей, запустивших твой мотор, как минимум стоит поблагодарить, даже таких странных. Ну, а если что, после можно и упокоить. Но сначала – обязательно поблагодарить.
В комнату ураганом ворвался Назар и плюхнулся на край кровати.
– Очнулся! Я думал уже все…
Парень белозубо улыбался. На памяти Басмача второй раз. На лице этого доходяги проступали веснушки.
– Зачем вернулся? Я же велел бежать к домам, – голос дал петуха. В глотке пересохло и хотелось пить. – И где мы?
– Ну, как же, – смутился парень, становясь снова серьезным, – мог, и вернулся. Ты меня не бросал, и я вот. А мы…
– В моем бункере, – подал голос старик, напоминая о себе. – Я, вот, гулял неподалеку от аэропорта. Слышу: стрельба, шум, гам. Не у каждого хватит смелости, или простите – глупости, ворошить логово Ыча. Любопытство взяло, есть такой грешок. Гляжу, вы так метко отстрелялись и бегом. Потом, видимо, снайпер вас все же достал. И люди Ыча стали подбираться ближе. Ну, думаю, отбегался. Ан нет. Вот этот вот молодой человек подбежал так ретиво, оружие схватил и давай палить. М-да. Тут я и решил помочь в меру сил.
