Керри начинает плакать.
– А ну прекрати! Прекрати немедленно, дрянь такая!
Раздается шлепок.
Я распахиваю дверь в тот миг, когда Софи кричит:
– Ой, прости, Керри, я не хотела!
Пока я поднимаю Керри, Софи тоже ударяется в рев. По ее лицу я вижу: она и вправду жалеет, что дразнила сестренку. Она сама не знает, почему так делает.
Зато я знаю.
Периодически нарушаемое равновесие. (С первого раза и не запомнишь.) Это когда эволюция делает большой скачок. В Википедии так написано. Люди долго-долго не меняются, а потом что-нибудь происходит – ученые сами не знают, что, – и начинаются резкие перемены. Десять миллионов лет назад, а может, двадцать миллионов – это смотря кого слушать, – в человеческих генах произошли вдруг большие изменения. А сорок тысяч лет назад, почти одновременно во всем мире, пещерные люди начали делать орудия из костей и рисовать на скалах. Никто не знает, почему. Что-то на их мозг подействовало.
Десять тысяч лет назад, когда должен был взорваться наш вулкан, люди научились возделывать землю и стали строить города. А потом, вместо небольших стычек между кучками охотников и собирателей, начались настоящие войны. Начались войны, описанные в Библии, и до сих пор они не прекращаются. А их не случалось бы, не будь в человеческом мозгу столько злобы и агрессии.
Я обнимаю Керри, которая успокаивается быстрей, чем Софи.
Керри, моя малышка, одна из самых старших – из тех, на кого повлияли выбросы вулкана, повлияли на ее мозг уже в материнской утробе. А другие такие детишки даже в школу еще не ходят. А пока ребенок сидит дома, он не больно-то на виду.
Два дня назад на работе я разговаривала в перерыв с Лизой Хэнреди. Она была на родительском собрании дошкольной группы, где у нее учится сын, Брэндон. Он отлично занимается по всем предметам, кроме математики, а еще учительница похвалила его за хорошее поведение.
– Говорит, он – единственный мальчик в группе, который не отнимает у других игрушки и не дерется, – рассказывала Лиза. – У меня прямо сердце упало. Ведь значит, в школе его будут всю дорогу обижать.
Да.
Только не этого нужно Лизе бояться. И не этого мне бояться для Керри. Обидчиков можно найти и приструнить. Хотя бы иногда.
Я думаю про целое поколение детей, растущих по всему миру, таких как Керри. Пришельцы ли стараются ускорить события, или господь бог так паршиво постарался, а может, все наши теории яйца выеденного не стоят… Как бы то ни было, что-то уж точно произошло. И эти дети будут расти среди нас, людей вроде меня или Софи, и мы будем для них опаснее хулиганов и грубиянов. Мы нормальные люди, у которых случаются неприятности и которые вымещают их на тех, кто рядом, кто все вытерпит, – на таких как Керри, Кеция, ДеШаун – а они даже не смогут сопротивляться нашей нечаянной, ненарочной жестокости, потому что у них нет инстинкта самозащиты.
– Ну, мам, ну прости… – ревет Софи. Теперь-то она раскаивается. Теперь.
Я прижимаю к себе Керри. Какое будущее ждет ее и таких, как она?
И во что они превратят – нас?
Шеннон Макгвайр
Шеннон Макгвайр родилась и выросла в Северной Калифорнии, чем и обусловлена ее любовь к гремучим змеям и ненависть к переменам погоды. Старый ветхий домик она делит с множеством котов, множеством книг и грозным количеством фильмов ужасов. Шеннон публикует три романа в год и, по слухам, никогда не спит. Когда ей становится скучно, она забредает в такие болота, где любой другой давно бы погиб. Известна и под псевдонимом Мира Грант. Любит поговорить за обеденным столом о страшных инфекционных заболеваниях.
Споры
В лаборатории запахло нектариновым джемом. Я выглянула из-за промышленного автоклава, понюхала воздух и нахмурилась – когда работаешь в засекреченной биолаборатории, необычные запахи не предвещают ничего хорошего. Каким бы приятным не показался запах, он означает отклонение от нормы, а отклонение от нормы это то, что убивает людей.
Я выпрямилась.