был любимый книжный Бет, но знакомые запахи – пыль, растительный клей, старая кислотная бумага – выветрились благодаря паре тонких воздушных фильтров, чей деликатный стрекот сливается с бормотанием телевизора и голосами редких посетителей.
Разноцветные подвесные светильники тоже убрали, заменив флюоресцентными лампами; на грязно-бурый дневной свет, проникающий внутрь через панорамные окна, теперь лучше не рассчитывать. Спасибо, хоть граффити в туалете не тронули. На задней стене средней кабинки до сих пор красуется строка из Уитмена, нацарапанная фиолетовым маркером: «Для любящих Америку преграды не страшны».
Последние четыре года сотрудники проекта «Погружение» проводили вечера среды вместе. Раньше они собирались в тайском ресторанчике у реки, в пяти кварталах от университета, но после извержений воздух содержал столько пепла и кислоты, что долгую прогулку было не осилить даже в респираторах. Бет предложила перебраться в новое заведение в Джорджтауне, прямо по ходу автобуса, на котором они с Эйденом и Леной ездили на работу. Спустя две недели из компании остались только Бет и Эйден. «Погружение» по-прежнему существует – один из немногих проектов во всем университете, – но команда медленно распадается. Сотрудники следуют рекомендации властей «уделять больше внимания семье», хотя официально никто не уволился. Похоже, все постепенно теряют интерес к теме альтернативной реальности. За исключением Бет, у которой толком нет семьи, и помешанного на науке Эйдена.
– Бет, вот скажи – только честно! – Карие глаза Эйдена сверкают, как джин под инфракрасным прожектором. Он уже выпил две ром-колы, а фактически скорее четыре: спиртного в баре не жалели. Согласно последнему пресс-релизу от Министерства природных ресурсов, кислорода в атмосфере хватит максимум на шесть недель. Эйден Маккаллум был единственным человеком в мире, которого эта информация могла порадовать. – Им же придется увеличить нам финансирование?
– Господи, Эйден, да уймись ты! – Последние недели Бет собиралась имитировать интерес к работе – иначе в среду вечером было чертовски одиноко – но даже у нее есть предел. – Ты не загрузишь себя самого в компьютер! Разработка идет десятки, даже сотни лет. Ни за какие деньги ты не сделаешь рабочее альтернативное… неважно что!
Бет специально не говорит «измерение» – слово кажется ей термином из научной фантастики, – но выходит грубовато. Она трет переносицу, как будто пытается выдавить боль наружу. В последнее время все болит – нос, горло, легкие.
Прежде чем Эйден говорит очередную глупость, в недрах ее сумочки пищит телефон. Сообщение от Фары: «Где у тебя противни?»
«В шкафчике справа от холодильника», – автоматически отвечает Бет и тут же беззвучно чертыхается. Поторопилась. «А зачем тебе?»
– Ты до сих пор живешь с этой чокнутой? – спрашивает Эйден. Наконец-то он на секунду заговорил о чем-то, кроме проекта. Правда, Фара Карими – не менее взрывоопасная тема.
– Ничего она не чокнутая, – вымученно улыбается Бет. – Немного ошалела от сидения взаперти, но сейчас все такие.
Эйден качает головой и встает, чтобы заказать очередной коктейль, едва не опрокидывая барный стул. На экране мигает новое сообщение от Фары.
«У тебя есть песок?»
«Что ты затеяла?»
«Работаю». И через секунду: «Сахар в шкафчике над микроволновкой?»
«Да».
«Не могу достать. Ты где?»
Эйден увлеченно беседует с барменом, жестикулируя в сторону телевизора, подвешенного поверх полок с неоновыми бутылками. Идет трансляция баскетбольного матча, но голубая бегущая строка внизу экрана передает сообщения от Министерства природных ресурсов. У этого мира появился срок годности, как у пакета молока – такой же нелогичный и неотвратимый.
Бет смотрит на телефон. Снова Фара: «Мне нужен песок или сахар. И аквариумы. Много. Где ближайший зоомагазин?»
«Я сейчас приду».
Стадия сбора данных для проекта «Погружение» давно позади, но Бет до сих пор ловит себя на привычке читать сенсационные новости или наблюдать за игрой флуоресцентного света на выпуклых цифрах кредитки. Гладя полированную обшивку барной стойки, она автоматически представляет, какой участок мозга активизируется в зависимости от силы нажима. За годы практики она научилась безошибочно отличать на ощупь ламинат от гипсокартона, гранит от известняка, кожу от бумаги. Бет не спутает цокот своих каблуков о плитку на пороге бара со стуком Фариных костылей на лестничной площадке. Некоторые ощущения нельзя запрограммировать. Например, восприятие цвета – но она привыкла видеть черно-белые сны. Собственно, все их видят, но
