– А чего молчал? – Первым пришел в себя Липкий.
Шван, напившись и громко дыша, выпалил:
– Вино не настойка. Там всего три бутылки.
– Свой человек, – усмехнулся вор. – Но одну надо выпить – ребенку воды набрать.
Сказано – сделано. Благо, что местным пробкам штопор не нужен – они торчали из горлышка.
– Хорошо! – Чустам сделал пару глотков и передал мне сосуд.
– Ну так, – принял после меня бутылку Шван, – дуваракское, по пол-империала за бутыль. – Он сделал глоток, протянул бутыль Клопу. – Я такое, будучи горном, всего раза три пробовал – алтыри имперские делают.
Шван второй раз за вечер привлек к себе общее внимание.
– Ты хоть бы сказал… – Клоп так и не успел глотнуть.
– Мужики, – вступился я за старика, – мы свободны, можем мы, в конце концов, почувствовать себя грандзонами? Когда еще удастся выпить вина стоимостью в четверть себя самого.
Хотел добавить, что только что отказались от самой красивой на свете девушки, так хоть вином компенсировать, но вовремя опомнился.
– Мм… – потребовал передать ему бутыль Большой.
– Этому ведро надо, – заметил Чустам.
Большой замотал головой, после того как глотнул, и показал два пальца. Все засмеялись. Тут со стороны дороги послышался скрип колес. Мы повернулись в ту сторону. Вскоре на мост въехала одинокая телега, на которой угадывались три фигуры.
– Пусть едут, – прошептал я.
Мы подождали, когда они отъедут.
– Может, еще одну? – предложил Клоп.
На некоторое время повисла тишина. Я прямо нутром ощущал, что ждут моего ответа, причем желательно положительного.
– Один раз живем, – тихо произнес я.
– Шван, где лежат? – спросил Клоп.
– Там у каурой справа в узле, – ответил бывший горн.
– Обе брать? – Вопрос адресовался мне.
– Разумеется.
– Дядь Клоп, я принесу, – подскочил Огарик.
Когда мальчонка принес бутылки, одна была распечатана.
– Это что? – строго спросил я.
– Я тоже хочу попробовать такое дорогое вино. А вы же не дадите.
Все заулыбались.
– Наш парень, – похвалил Чустам.
Вторую бутылку распивали медленно (договорились по полглотка), растягивая удовольствие.
– Как-то с пары бутылок хорошо стало, – почувствовал я неладное.
– С него так и есть, – ответил Шван. – Пройдет через осьмушку, даже похмелья не будет.
Распечатывать после этого третью как-то расхотелось, ну или наоборот…
– Я никогда больше не пойду в рабство, – вдруг высказался Ларк.
Я бы напомнил о его недавней трусости, но… вечер был прекрасным, и обижать никого не хотелось.
– Согласен, – протянул руку Ларку Чустам.
Все по-детски стали класть руки сверху, я тоже положил. Да, наивно для нашего циничного мира, но для этого… а может именно для нас, сейчас было ощущение какой-то общей близости, пусть и детской… или пьяной. Последним положил руку Огарик. Чустам, улыбнувшись, потрепал его по волосам. Действительно славный паренек. Мотнула только вот его жизнь… Хотелось сжать его, как щенка, и растрепать ему еще больше вихры. Надо, кстати, подстричь.
Третью бутылку все-таки распечатали. Только дали первый круг, как на мост с той стороны, откуда мы приехали, вылетела кавалькада вооруженных всадников. Мы равнодушно проводили ее взглядом.
– Двенадцать, – раздался голос Чустама. – За нами.
– Почему? – Я отпил из бутылки и передал Швану.
– Первым точно тот хмырь из кареты был.
