Корм кивнул.
– Ну все, уходим! – Чустам закинул меня, словно мешок, на трофейную лошадь, сесть на нее я не мог из-за кандалов на ногах. Гремя цепями, ко мне подошел гигант. Показав себе на грудь пальцем, ткнул в меня. Смотреть на него лежа на животе было неудобно.
– Хромой, – Липкий тоже смотрел на меня, – я тебе помогал.
– То есть ты тоже хочешь с нами?
– Ну, своих у меня не осталось. А с украшениями мы одни далеко не уйдем.
– Чустам! Давай большого и Липкого возьмем – просятся.
– Пусть на вторую залазят, а там видно будет. – Корм снимал с убитого броню.
– А мы? – спросил один из рабов.
Чустам взглянул на меня. Всех брать равносильно самоубийству – скорость потеряем дико. Нас к утру найдут, поскольку кузни для расковки или табуна лошадей у нас не было.
– Я только этих двоих знаю. – Я попытался развести свисающие руки. – Пока есть шанс, могут бежать. А не-э-эт. Там такой гнусный, с язвочками на роже, я бы ему ногу сломал.
– Тот убежал в лес, как только цепь разрубили, – засмеялся Клоп.
– Так вы хоть топор оставьте! – крикнул раб.
– А то у нас топоров склады. Беги! – Чустам подошел к старшему охраны и бросил перед ним меч. – Ты свободен.
– Вы чего?! – заорал еще один. – Он же нас перережет!
– Я ему обещал и слово держу. Беги, тебе говорят, у него вон раненый. – Чустам присел перед воином, поверженным Огариком, и, приложив пальцы к его шее, одобрительно кивнул. – Ему не до вас!
Наверное, если бы освобождали рабов из обычного торба какого-нибудь балзона, то больше половины рабов просто остались бы на месте, поскольку среди рабов огромное количество людей, которые боятся. Боятся бежать, боятся говорить, да и жить боятся. Но это имперский торб. А имперские черные рабы долго не живут. Нет, конечно, тут тоже такие были. Например, вон тот мужичок с испуганными глазами наверняка никуда не побежит.
– То есть вы нас бросаете? – возмутился все тот же раб.
– Слышь, разговорчивый! – взорвался вдруг Клоп. – Пока ты тут трезвонишь, парни-то уже разбредаются. Тебя в любом случае не возьмем. Много говоришь – мало делаешь! Повидал я таких, которые только на чужом горбу.
Еще один раб и вправду ковылял в лес, и на развилке остались только этот орущий, мужичок с испуганными глазами и старик, непонятно как попавший в рабы. Почему непонятно как? Потому что пожилых людей редко загоняют за долги в рабство, а дожить рабом до такого возраста тоже нереально.
– У них есть хоть какой-то шанс, – закончил Чустам мысль Клопа.
– Телята недоделанные, твари!.. – неслось нам вслед.
Вернее всего, этот оракул останется в рабстве. Собственно, шансов у тех, кто побежал в лес, тоже мало, поскольку без инструмента освободиться от кандалов невозможно.
Я понимал, что мы могли увести с собой еще пару рабов, но сами еле выживаем и брать незнакомых людей… Муки совести были, однозначно. Оправдывался перед собой только тем, что действительно глупо тащить всех.
– Не думал, что вы на такое решитесь. – Говорить лежа на лошади вниз головой было неудобно, но переполняла радость, что я вновь на свободе, и безумно хотелось ею поделиться. – Спасибо, мужики. Правда, спасибо, я уж думал, все…
– Да это Клоп, – ответил Чустам. – Никак не хотел терять своего раба. Как, говорит, они посмели забрать мою собственность!
– Не говорил я такого! Смотри-ка, дедок-то все еще плетется. – Клоп обернулся.
Мне тоже было видно мелькавшего среди деревьев старика, когда я приподнимал голову. Обзору мешали сумки, взятые с телеги охраны. Мы шли уже второй час, и такой темп, да еще в кандалах мог выдержать не каждый. Через час фигура старика пропала из виду. Огарик не щебетал как обычно и явно был чем-то расстроен, но старался этого не показывать. Просто молча ехал на Серебрушке, разглядывая окрестности и новеньких, которых везли в той же позе, что и меня, Звезданутый и трофейная лошадь. На отдых мы остановились только вечером. Именно на отдых, поскольку ночью надо было тоже идти – мы ведь не просто кражу совершили, мы убили имперских солдат, похитили имущество империи.
Большой минут за пятнадцать срубил дерево и избавил его от ветвей – и все это он проделал тупым топором. Потом все тем же топором и получившимся бревном принялся сбивать кандалы. Я был первым. Чтобы не так отдавалось, запихали между кандалами и
