– Ладно. Действуем по плану. Доставите на мостик офицеров по списку «А».
– Есть!
Пройдясь по мостику, Эйтингон подуспокоился, повеселел. Хватит и ему переживаний. Захватить линкор – это самое начало.
«Тирпиц» надо еще угнать – провести морем вокруг Норвегии до самого Мурманска, а немцы просто так корабль не отдадут. Придется, скорее всего, сразиться и с теми, кто на самом линкоре, и с теми, кому прикажут вернуть «Тирпиц» – или уничтожить. Весело…
Наум до того задумался, что не сразу расслышал шорох за спиной. Не думая, на рефлексе он развернулся, направляя «Вальтер» с глушителем на обер-лейтенанта.
Райнерт всего лишь попробовал усесться, опираясь на переборку, но тут же замер, завидя черное зияние дула.
– Не стреляйте! – сказал он слабым голосом.
– Не буду, – ответил ему Эйтингон, опуская оружие.
– Кто вы? Зачем вы здесь?
– Зовите меня «Том», – усмехнулся Наум.
– Вы англичанин?
– Нет, русский.
– Русский?!
– Ага… Англичане очень боятся «Тирпица», вот мы и решили его… э-э… изъять из состава Кригсмарине. И ввести в состав РККФ.
– Да вы безумцы!
– В некотором роде – да, но не более чем ваш фюрер.
Презрительная усмешка скривила губы обер-лейтенанта.
– Он – не мой фюрер.
– Рад слышать. Значит, хоть у кого-то на этом корабле мозги не загажены.
В это время из коридора донесся глухой топот, и на мостик провели офицеров, связанных и под охраной.
Как и было задумано, Турищев подошел к Науму своей валкой, но бесшумной поступью, козырнул небрежно и начал докладывать по-русски:
– Товарищ старший майор…
Эйтингон, отыгрывая свою роль, оборвал его:
– Говорите по-немецки!
– Яволь, герр оберштурмбаннфюрер!
Переведя звание Эйтингона в эсэсовское, Турищев не ошибся.
– Докладывайте.
– Старший и средний унтер-офицерский состав, а также матросы заперты в кубриках или согнаны в пустующие отсеки. Машинное отделение, боевая рубка и другие посты заняты, спецы осваивают новую технику. При попытке к сопротивлению убито пятьдесят восемь членов экипажа, все – нижние чины. Наши потери – один убит, двое ранены.
– Кого убили?
– Вахтанга Махарадзе.
– Ясно.
Наум повернулся к немецким офицерам, оглядел их лица – спокойные, усталые, раздраженные, злые. На него смотрели враги.
Лет десять назад вот с этими самыми людьми он мог выпить пивка где-нибудь в Киле или Данциге, поговорить за жизнь, а теперь всякие нехорошие дяди развели их по разные стороны и сделали противниками в войне.
«А что? – подумал Эйтингон. – С этого и начну».
– Бывал я раньше в Германии, – начал он вслух, – бывал в Гамбурге и Кёнигсберге. И вполне мог с кем-то из вас пересечься в баре или ресторане. Мы вполне могли выпить баварского и разговориться. Попрощаться и остаться друзьями. А теперь мы стали врагами. Вернее будет сказать, не стали – нас сделали противниками только потому, что кое-кто счел русских недочеловеками и решил захапать побольше жизненного пространства на востоке…
Наум обвел взглядом офицеров. Одни из них нахмурились, другие усмехались, третьи сохраняли напряжение. Впрочем, страх
