Многие уже пробовали взять под свою руку богатый город, да только не вышло ничего. Ни у хазарского кагана, ни у криве- кривейте, главного жреца, под началом которого служили не только всякие оракулы и слуги богов, но и витингсы, обученные воины.
Варяги побили и витингсов, и воинов-каткулдукчи, приплывших сюда из самого Итиля[44]. Рюрик посадил в Сюрнесе своего херсира, и тот живо навел порядок – никому не было дозволено безобразничать на пути «Из варяг в греки»! А купцы обожают порядок и закон – их тогда не так грабят…
По сути, весь берег вдоль города служил пристанью. У множества бревенчатых вымолов покачивались суда из разных стран, а торговцы сходились сразу на нескольких торжищах, то и дело переходя от одного рынка к другому. Шум и гам стоял такой, что было похоже, будто весь тутошний народ истошно орал.
Останавливаться надолго Эйнар не стал. Закупив свежей провизии, сменяв кое-что по мелочи, купцы, что плыли с Пешеходом, отпустили экипажи «погулять», но недолго – едва солнце перевалило за полдень, посольство двинулось вниз по Непру.
Оставив по правому борту устье Катыни, кнорры и скейды двинулись дальше. Река Непр как будто стала немного шире, чем у Сюрнеса, или это Эльвёр только казалось. Берега расходились недалеко, шагов на сотню или даже меньше. Пологие травянистые склоны покрывались дубравами, изредка открывая тенистые поляны, а то и обширные луга.
Шли так больше недели, останавливаясь на ночь то на пустом берегу, то в деревне, готовой приютить речников за умеренную плату. До селения Тормейсо, этакого хевдинга у криве, с которыми сговорился Эйнар, было еще далеко.
Караван сначала шел на запад, по течению реки, потом Непр повернул на юг, спустились еще на пару сотен верст, а преследователей все не видать. Пешеход уже беспокоиться начал, не зря ли он затеял смертоубийство бойцов Хродгейра? За него-то уже денежки плачены! А где он сам, вражина этакий?
И вот, верст за семьсот от Сюрнеса, когда уже был близок Кенугард, разведчики, оставленные Эйнаром с вечера, догнали караван. Отдышались после гребли и доложили: идет Хродгейр! На кнорре «Рататоск», а с ним – или просто за ним – следует варяжский скейд. Пешеход сразу успокоился, повеселел даже…
…Солнце уже садилось, когда из камышей выскользнул каюк с двумя криве. Один из них встал и сказал на ломаном северном языке:
– Меня звать Бойтонор, сын Амалиса. Наши готовы, Эйнар-ярл. Мы встретим твоих врагов, когда те заночуют, и перебьем всех.
– Чего ты орешь на весь Непр? – недовольно пробурчал Пешеход.
Бойтонор махнул рукой:
– Вокруг никого, Эйнар-ярл.
– Ладно, действуйте.
Криве поклонился и сел. Лодка заскользила, обгоняя караван, и с ходу нырнула в камыши.
Дочь Освивра тоскливо огляделась. Гребцы собрались в две кучки на носу и на корме, болтали о своем, смеялись и закусывали, отрезая ножами шматики от кусков вареного мяса.
Их не интересовали ни криве, ни коварные планы ярла – парус двигал кнорр на запад, по течению реки, и гребцы отдыхали. Один кормщик был при деле, шевеля рулевым веслом, опущенным в воду с правого борта.
Наложницы, по всей видимости, дрыхли или просто лежали, укрывшись овчинным одеялом, и терпеливо ждали, когда их сведут на берег, чтобы переночевать, а спозаранку приведут обратно.
Николай покинул гребцов и приблизился к трюму. Сел на край, привалившись к своей скамье, и свесил ноги, упираясь пятками в бочонок.
– Хочешь? – предложил он Эльвёр кусок мяса.
Девушка помотала головой, тогда Николай съел мяско сам.
– А ярл-то наш, а? – проговорил он с набитым ртом и подмигнул заговорщицки. – Видать, не решился в догонялки играть с этими… ну, кто у него там во врагах?
– Хродгейр, – вымолвила дочь Освивра.
– Это какой Хродгейр? – заинтересовался ромей. – Я их троих знаю. Ну как знаю… Слыхал.
– Хродгейр Кривой.
– Ого! Серьезный мужик.
– Он мой дядя, – решилась Эльвёр, – и хочет освободить меня. – Неожиданно для самой себя, девушка взмолилась: – Николай!
