Тела героев сгорали, возносясь с дымом к небесным чертогам Вальхаллы.
Подъем скомандовали очень рано, до рассвета. Костя, сонный и вялый, сходил к ручью, что падал с камня в реку, совсем рядом с пристанью, и умылся. Холодная вода хорошо освежила, проясняя сознание, выгоняя остатки сна, возвращая в явь.
– Все на борт! – скомандовал Хродгейр. – Пожуем в дороге…
Экипаж был довольно бодр – ценный груз, что занял место в маленькой загородке под носовой полупалубой, грел их души.
А если они до конца уделают Эйнара, то разбогатеют весьма основательно – и на крепкий дом хватит, и на хозяйство. И на мунд за невесту останется. Стимул – великое дело.
Валерка тоже радовался – его домовитая натура горячо поддерживала и одобряла «раскулачивание» Пешехода.
Костя спокойнее относился к «бонусам». Хотя, чего греха таить, тяжесть «побрякушек» была ему приятна. Но в данный момент, в это самое утро, спокойствие шло не от предвкушения добычи.
Хродгейр продолжал погоню, и это было главным. А Кривой не из тех, кто даст улизнуть врагу или зверю на охоте. Этот, уж коли вцепится, то не выпустит, пока не доконает.
Скрылась за кормой Хортица, по сторонам распахнулся Великий Луг – днепровская пойма, настоящее царство пернатых. Безбрежные плавни уходили, казалось, в бесконечность. Прорезанные массой проток, они перемежались с болотами, озерами, бобровыми запрудами, плавневыми дубняками, клочками степи, и отовсюду доносилось кряканье, писк, щебет. Иногда разжиревшая щука, хватающая птенца, пугала птиц, и громадные стаи пеликанов, бакланов и прочих птахов поднимались в небо, настоящими тучами застя солнце.
– А они не скрылись в плавнях? – нахмурился Йодур, оглядывая шуршавший простор.
– Вряд ли, – флегматично ответил Хродгейр. – Да и что это даст Эйнару? Мы же сможем его запереть на Непре! И будем дожидаться, пока он сам на нас выйдет. Нет, не станет Пешеход задерживаться. Он не успокоится, пока не попадет в Миклагард.
– А нам по дороге! – хохотнул Беловолосый.
Вечером к берегу не приставали, хотя бы потому, что было неясно, где же он, этот берег: на Великом Лугу понятие «суша» было расплывчатым – в обоих смыслах.
Кнорр загнали в камыши и бросили якорь. Натянули тент над палубой и улеглись, кто где мог. Птицы спать не мешали, в темноте их неутихавший гомон смолк, как будто все бесчисленные стаи снялись с места и улетели прочь.
А ранним-ранним утром, когда рассвет только намечался, «Рататоск» снова вышел в путь.
Несколько дней подряд житие не святого Константина наполняли скука и скученность. Непр давно уже катил свои обильные воды на юго-запад, завершая великую дугу по степи.
Река делалась все шире и шире, разрастаясь лиманом и солонея.
Остров Березань осмотрели из чувства долга, никого не нашли, но стоянку обнаружили-таки. Кострище было тщательно забросано песком, все следы прометены пучками веток, но следопытов такими детскими уловками не обманешь.
Угли погасли, но не остыли – «Морской сокол» и «Тангриснир» опережали «Рататоск» меньше чем на день!
От нетерпения Хродгейр приказал гребцам «помочь» парусу. Ходу прибавилось.
Кнорр долго шел на траверзе Гилеи[59], заросшей березами, дубами, осинами, ольшаником. В давние времена в этих местах шумела священная роща Гекаты. С тех пор не менялось лишь одно – обилие оленей, медведей и кабанов.
Охотиться здесь некому было, и зверье процветало.
Следующим утром «Рататоск» вышел в Русское море, на синий простор шумнокипящего Понта Эвксинского.
Глава 36. Константин Плющ. В Гостях у Ахилла
Кнорр был не шибко быстроходен, но пять-шесть узлов[60] кораблик выдавал-таки. Весь
