захотелось ее обнять, даже когда Николас напрягся, а по его лицу разлилось разочарование.
– Я не собираюсь изменять будущее – ее будущее, – сказала Этта. – Прежде всего, это бы полностью изменило мою жизнь. Но и давать Айронвуду доступ в мое время тоже не хочу.
Софа заскрипела, когда Николас встал и направился к окну. Скрестив руки, он поглядел на людей, проходящих под окнами.
– Хорошо, – сдалась Элис, докрасна заламывая руки. – Я не знаю, где находится астролябия. Мне жаль, но… полагаю… полагаю, ничего страшного не произойдет, если рассказать вам, что она последняя из четырех. Давным-давно в каждой семье было по одной. Три были потеряны или уничтожены конкурирующими семьями.
Как раз то, о чем Николас – и Джулиан – думал.
– Она последняя в своем роде, – сказала Элис, – и слава богу, учитывая, на что она способна.
– Вы имеете в виду считывание проходов? – уточнила Этта.
Элис моргнула:
– Нет.
– Создание? – переспросила Этта, оборачиваясь на Николаса как раз в тот миг, когда и он стрельнул в нее взглядом. Ее удивление отразилось и на его лице. Не может быть…
– Да, – кивнула Элис, ее глаза расширились, когда она поняла, что ни один из них этого не знал. – Насколько я понимаю, многие проходы становятся непрочными или рушатся из-за гибели путешественника и… ну, старости. Как объяснила Роуз, Айронвуд и его противники – Терны, как ты их называешь, – хотят получить доступ к закрытым для них годам и влиять на происходящие там события. Тот, кто контролирует астролябию, потенциально может контролировать все время.
Боже мой, подумала Этта. Неудивительно, что ради нее Айронвуд пожертвовал сыном и внуком. Это же главный приз. Козырь путешественников. Если его власть не была полной, то стала бы таковой, попади астролябия ему в руки. Планы Айронвуда могли затронуть всех людей, во все времена.
Значит ли это, что проходы – не природное явление, обнаруженное путешественниками несколько столетий назад? Их для личного пользования создали предки семей? Неудивительно, что были годы без проходов и так много неизвестных путей; они, должно быть, появились до того, как путешественники начали вести записи или о них просто забыли.
– Как во все это вписываются Терны? – спросил Николас.
Ноты симфонии жизней, желаний и мести внезапно слились в хор поколений, взорвавшийся у Этты в голове. Она уже знала ответ на его вопрос.
– Их объединило стремление создать проходы в прошлое, чтобы вернуться к тому, что все они считают подлинной шкалой времени, чтобы воскресить столетия и годы, потерянные ими, когда Айронвуд начал искажать временную шкалу «под себя».
И это будущее уже не будет тем, в котором она выросла: дни в парке, уроки с Элис, чай с мамой… Мгновение Этта сомневалась, что страшнее: вторжение Айронвуда в будущее или вмешательство Тернов в прошлое.
– И тех, кого они потеряли, – добавила Элис. – Чтобы спасти их.
«Как я хочу спасти вас, – Этта прижала пальцы ко рту, пытаясь запечатать хлынувший на нее вихрь внезапной неуверенности. – Чем то, что хочу сделать я, отличается от того, что хотят они? Почему жизнь Элис дороже жизни их близких?»
Нет… она не может об этом думать. Элис заслуживает того, чтобы жить. Она не заслужила смерти, во всяком случае не такой.
– Они не посмеют, – сказал Николас. Девушка могла поклясться, что он избегал смотреть на нее, даже когда добавил: – Мы не можем спасти мертвых. Мы даже не можем их предупредить, если нам доведется пересечься с ними.
– Только если следовать правилам, – подчеркнула Элис. – Правилам, которые установил Айронвуд, придя к власти. Он уничтожил все, включая наш образ жизни.
Еще больше секретов. Еще больше мучений. Еще больше причин как можно скорее найти астролябию. Этта потерла точку между глазами, начавшую пульсировать в такт с сердцем.
– Хотела бы я, чтобы все стало, как было, когда семьи процветали и уравновешивали власть друг друга, – сказала Элис. – Профессор и мой отец всегда говорили об этом с такой тоской. Каждая семья играла свою роль, через каждые несколько десятилетий они менялись, чтобы убедиться, что ни одна семья не подсиживает другую и не нарушает шкалу времени.
